|
Lady_Di
|
Дата: Пятница, 23 Марта 2012, 23:24 | Сообщение # 869
|
В основном составе
Группа:
Свои
Сообщений: 1173
Статус: где-то там
|
Привет, друзья-читатели, Lady Di снова с вами, на сей раз еще и с продолжением под мышкой  Сначала первая часть... потом сразу вторую кину, как только позволит лимит.)
Добавлено (23 Март 2012, 23:24)
---------------------------------------------
*Кадис.*
«Люди уже опьянены нашим присутствием, а ведь даже получаса не прошло», - я настороженно переглянулся с Элеадой, которая сидела по правую руку от меня.
У людей ухудшается самочувствие, Джона Шеппарда сводит с ума жажда новообращенного и впереди еще три аналогичных дня. Как минимум три. Кто знает, как все сложится на самом деле…»
«Будем надеяться, за десять тысяч лет терране поумнели. В конце концов, - Розмэри искоса смотрит на обессилено прислонившегося к стене и почти не стоящего на ногах молодого офицера, - они же не настолько мазохисты, чтобы держать нас здесь дольше трех дней в ущерб своему хрупкому здоровью и без того коротким жизням. Если же исходить от противного, и homo по-прежнему едва ли отличны от приматов, то я за себя не ручаюсь. Я буду проявлять снисхождение ровно три дня, Кадис! До тех пор, пока «Дедал» не доставит оборудование. И то… это только при условии, если генерал О’Нилл сдержит свое слово, данное насчет охоты».
«Он сдержит», - уверенно отвечаю я, продолжая без особой нужды разглядывать пустые кресла во главе стола. Оба генерала попросили разрешения на время удалиться, за что я их не виню никоим образом. У О’Нилла сильный ген, не менее сильный разум, за почти месяц знакомства он успел привыкнуть к нашему воздействию, но, увы, не к воздействию десяти вампиров одновременно. А про генерала Лэндри и говорить не стоит. Посему… у меня нет иного варианта, кроме как молча сочувствовать состоянию обоих.
- Кадис… извини за прерванные размышления, но сколько нам еще тут сидеть? Еще немного мы поизображаем из себя статуи – и им, - кивнув в сторону входа, предупредил Рэй, - нужна будет госпитализация.
- Если мы разойдемся кто-куда по комплексу, госпитализация потребуется всему персоналу, поэтому мы останемся здесь и будем ждать столько, сколько понадобиться. Надеюсь, Джон и Валери скоро к нам присоединятся.
- Глаза б мои его не видели! – хищно оскалился Рэй. – Если, конечно, ты не хочешь последствий для всего этого муравейника.
- Reyus! – машинально произнеся имя вампира на Древнем, осадил я.
- Этот без году недели перерожденный мне уже поперек глотки стоит! Сколько раз он будет Валери калечить? Сколько вообще…
- Сколько нужно, Рэй! Вспомни себя в первый… отнюдь даже не месяц, Рэй,. а в первые лет двести-триста, - я посмотрел на него с укором. – Вспомнил?
- Его поведение непредсказуемо! Сначала он целует человека, а через пять минут уже готов разорвать первого встречного. Это ненормально и в тысячи раз опаснее, чем привычные для нас всех темперамент и повадки новичка. Даже с дикой Кочевницей…
- Рэй, ты вспомнил себя? – спокойным тоном переспросил я.
- Да.
- Претензии остались?
- Нет, - отведя взгляд в сторону, ответил вампир.
Я кивнул в знак одобрения и вопреки принципу стал вслушиваться в мысли сидящих рядом. Сильнее прочих меня волновали размышления Розмэри. Сознание девушки было уже не здесь. Ее ментальные волны простерлись далеко за пределы зала брифинга, оставив в кресле лишь неподвижную женскую фигуру…
- …Разряд в пять тысяч! - тело изгибается под действием электрического тока. – Ну же, лейтенант!
- Пульса нет.
Новый разряд, голоса людей, звук медицинской аппаратуры и капающий раствор в пластиковой трубке капельницы. Но все это тщетно: сердце по-прежнему не бьется, дыхания нет, смертное тело сдалось и прекратило борьбу за жизнь.
- Нужно пытаться.
- Бесполезно. Слишком долго…
- Нельзя сдаваться! Парнишке всего двадцать пять. У него жена должна скоро родить.
- Адреналин… Найдите вену…
- Нет времени! Прерывать компрессию нельзя, с момента остановки сердца прошло две минуты десять секунд.
- Руки прочь!
Препарат ввели прямо в грудную клетку, заставив сердце сжаться один раз, после чего оно снова остановилось. Но врачи пытались снова. Новый разряд, беспрерывный писк аппаратуры сменяется другим, сердце сокращается, но разрозненно, неконтролируемо и поэтому неэффективно.
- Фибрилляция…
- Готовьте электроды!..
Розмэри резко поднимается со своего места, но также резко я преграждаю ей путь.
- Мэри, нет! Баланс уже нарушен, мы не имеем права вмешиваться в то, что нам неподвластно.
- А я вмешаюсь и нарушу его снова. Только я - не ты, и убивать не стану, а наоборот – верну. И мне все равно, чьим правилам ты следуешь и какие права имеешь, ибо прошли те времена, когда ты, я, все мы наблюдали за гибелью тысяч с улыбкой удовольствия на окровавленных губах. Он умрет, если никто из нас этому не помешает! А если помешает, он проживет свою жалкую человеческую жизнь. Ответь, что тебя удерживает от того, чтобы помочь ему? Жалко капли крови, или горький опыт прошлых лет не позволяет тебе сходить туда и снова сыграть роль всемогущего Зевса –вершителя судеб?
- Мы не решаем, кому жить, а кому умереть, Мэри. Сейчас уже не решаем и... в сущности, никогда не решали. Вне зависимости от свойств нашей крови, мы не смеем быть Богами!
- Прямо сейчас, тратя время на бессмысленный разговор с тобой, я делаю выбор в пользу его смерти, - она шагнула к выходу, но я удержал ее за руку. – Пусти, Кадис! – Мэри выдернула руку из захвата. - Все, чего я хочу, - это решить в пользу его жизни. И неважно, назовут ли меня после этого богиней или красноглазым дьяволом.
- Это грань дозволенного, Розмэри! Лезвие ножа.
- Творцы уже давно перестали следить за Балансом и утратили над ним контроль, Кадис. Они ничего не предприняли раньше и сейчас ничего не смогут сделать! А свои неписанные законы пусть предъявят твоему брату и всем тем, кто с ним рядом!
- Роуз…
- Прочь с дороги, Кадис! Не смей мешать мне сделать то, что я собираюсь сделать!
Прерывистое дыхание за спиной отвлекло мое внимание. Розмэри, воспользовавшись моментом, проскользнула к лестнице, а я метнулся в сторону, чтобы поймать упавшего без сознания офицера у самого пола. Из носа мужчины текла тонкая струйка крови, заставив горло вспыхнуть уже привычной болью жажды. Второй офицер хотел помочь сослуживцу, но, испугавшись моего стремительного движения и возможной реакции на кровь, лишь испуганно отпрянул. Выглядел он ничем не лучше своего товарища, поэтому стоило ему прижаться спиной к стене, как он сполз по ней вниз, теряя сознание.
Кто-то из сидящих за столом зашипел, кто-то зарычал. Никту сдерживал Аполлон.
- МНК в Шайен!? – раздался из соседнего кабинета голос генерала. - Завтра!? Господин президент, при всем уважении… - пауза, нецензурная лексика в сторону от телефонной трубки. – Внеочередной саммит Большой Восьмерки в Белом доме!? – снова пауза. На этот раз без бранных слов, просто тишина, прерванная в конечном итоге обреченным ответом. - Вас понял, господин президент. Подготовить возможную речь для СМИ.
- Леа, ты оказалась права. Эти три дня обещают быть очень долгими, - я прикоснулся к бесчувственному телу рукой с наручным устройством. Элеада сделала то же самое со вторым телом. Почти одновременно мы переместились в санчасть комплекса. Она осталась объясняться с медсестрами, а я без лишних слов направился в реанимацию искать Розмэри. Впрочем, я просто шел за множеством учащенно бьющихся сердец, потому что люди, затаив дыхание, стояли у дверей одной единственной палаты. Позабыв себя, они ждали свершения чуда. И я тоже остановился возле этой палаты, тоже ждал, но вовсе не чуда. В отличие от панически боящихся смерти людей, я думал не только о спасении. Я знал также о риске. И пусть я готов рискнуть обращением, я понимал, что оно не станет для молодого человека чудесным спасением. Ведь тогда не будет семьи, не будет жизни… ничего не будет. И Мэри знает об этом не понаслышке. Ей, как никому другому, известны последствия…
«Ты рискуешь», - секунду длиться наш с ней зрительный контакт, затем она отворачивается и проходит в палату. Слабыми ментальными ударами девушка заставляет врачей отступить от окутанного проводами пациента. Медсестры послушно уходят, предоставляя незваной гостье полную свободу. Позади себя я могу слышать быстрые шаги, которым вторят растерянные мысли:
- Что вы здесь делаете?! – звучит вопрос той, которую все здесь называют доктором Лэм. – Кто вас сюда пустил?
- Не надо, - я останавливаю ее тихим шепотом, положив руку на плечо, покрытое белым халатом. - Не мешайте ей.
Уверенный, что мои слова подействовали, я продолжаю наблюдать за действиями Розмэри. Не то, чтобы я был неуверен в ее навыках или боялся, что ее соблазнит запах крови… нет, просто… я был обязан лично наблюдать за тем, что должно сейчас произойти.
Слух вампира не обманешь, ему можно доверять сильнее, чем приборам, поэтому и я, и она знаем, что слабое сердце бьется. Более того, мы знаем, как. Улавливаем малейшие изменения в ритме, можем точно сказать, сколько времени осталось. Его кровь пахнет по-другому из -за недостатка в ней кислорода. Биохимическое состояние всего организма нарушено, необратимо поврежден и отравлен токсичными продуктами обмена головной мозг. Если людям каким-то невероятным образом удалось бы сохранить его жизнь без нашего вмешательства, прежним он бы уже никогда не стал. Но если у Розмэри получится... а с учетом того, что сердце не остановилось, должно получиться, то у молодого офицера есть еще все шансы увидеться с сыном…
Мэри быстра настолько, что полноценно следить за ее действиями могу только я. Она расстегивает заклепки на манжете, прокусывает запястье и набирает кровь в шприц, держа зубами поршень. Она медленно подходит к телу, не раздумывая ни секунды, отключает приборы. Все, за исключением кардиомонитора. Прежде чем ввести кровь в организм, она еще раз смотрит на меня. В ее взгляде намек на издевательство, явный укор и… зависть. Она завидует этому, едва живому человеку. Меж тем, это не мешает ей вслушиваться в частоту сердечных сокращений и еще раз обдумать возможные последствия. В конце концов, девушка принимает окончательное решение, делая укол в шею, дабы не мучить более оголенную грудную клетку.
Вне зависимости от места контакта, первое, на что оказывает влияние наша кровь при попадании в тело смертного, – это сердце. Спустя всего лишь несколько секунд после укола кардинально меняются показания монитора. Теперь сердце не просто бьется, но бьется ровно. Пульс приближается к показателям мирно спящего человека. В течение следующего непродолжительного периода времени восстанавливаются функции мозга, как следствие – корректируются все остальные процессы в организме: регенерация, начавшаяся изнутри, завершается полным исчезновением внешних повреждений. Когда нормальной работе сердца, легких и головного мозга – трех важнейших составляющих, поддерживающих жизнь, ничто не мешает, человека можно считать не просто живым, но и полностью здоровым…
…Он распахивает глаза, грудная клетка приподнимается, но глубокому вдоху мешает интубационная трубка в дыхательных путях. Мыслей еще нет и после того состояния, в котором он пребывал еще десять секунд назад, быть не может, однако присутствуют слабые эмоции. Природный механизм самозащиты рождает беспричинный страх, которому вторит абсолютное непонимание происходящего. Мужчина выгибается, хрипит, но Розмэри успокаивающе кладет руку на его грудь и, прилагая минимум усилий, опускает изогнувшееся дугой тело назад на кровать. Она смотрит на него, устанавливая ментальный контакт и вынуждает закрыть глаза. Под ее внушением он проспит около двух часов. Этого времени хватит, чтобы те граммы крови, вернувшие его к жизни, бесследно растворились в организме, перестав нести в себе опасные кристаллы, а вместо обращения всего лишь стимулировали работу костного мозга и иммунной системы.
- Я… полагала… Мне сказали, что вы запретили это делать, - едва выговаривая слова и задыхаясь от волнения, произнесла стоящая впереди меня Кэролин Лэм. – Я… не смела даже просить вас о подобном.
- А нас не следует просить, доктор. Ведь вы даже не можете предположить, что движет нашими решениями и заставляет совершать те или иные поступки, - со скупым намеком, предназначавшимся мне, ответила Розмэри, выходя из палаты. - Все, что вам осталось сделать, – это избавить пациента от теперь уже ненужных капельниц, проводов, датчиков и этого, мешающего дыханию предмета в трахее. И… не пытайтесь разбудить его в ближайшие два-два с половиной часа. Безопасности ради, он все равно не проснется, пока я не позволю, - вампирша обратила на меня свой алый взгляд:
«Как видишь, Зевс, мне ничто не помешало сыграть роль всемогущей богини и вернуть его к жизни, избежав при этом перерождения. Когда-то ты мог поступить точно также, но вместо этого тебе вздумалось сделать меня бессмертной, достойной Олимпийских Богов. Ты сделал это и намеренно бросил меня среди некогда дорогих мне людей! Ты хотел, чтобы, проснувшись красноглазой богиней, я убила и своего мужа, и брата... и даже новорожденного сына…»
- …Он же, - она указала рукой в сторону палаты, - проживет свою жизнь! Человеческуюжизнь, Кадис! Противореча всем законам природного Баланса, назло Творцам и тебе в напоминание об ошибках прошлого, он будетжить! - в глазах Розмэри после стольких веков вновь вспыхнула ненависть, а мгновением позже девушка исчезла во вспышке света.
Она боготворила нас, превозносила, почитала и молилась на нас так же, как все терране эпохи ее человеческой жизни. Люди из ее общины наравне со всеми остальными приносили себя в жертву Богам, обитающим по их примитивным верованиям на Священной горе и снисходящим в мир смертных с заходом солнца. Она преклоняла перед нами колени, падала ниц, не смея подняться без позволения. А мы и не позволяли, ибо сами лично никогда не представали перед смертными. У нас, двенадцати Олимпийцев, всегда были посланники, которых люди называли титанами или детьми богов. Мы обращали первобытных терран, когда нам было угодно, без особой надобности, ради утехи, удовольствия или… просто от невыносимой скуки. Во всяком случае, я творил «потомство» именно таким образом, именно потому, что хотел развлечься. Я всегда приходил в человеческие поселения, когда того хотел, но чаще всего в сумерках, чтобы охота во мраке доставляла максимум удовольствия из возможного.
В один из таких предзакатных вечеров я первый раз встретился с Розмэри, вернее… с Розалией Марин, как называли ее люди общины. Огненно-красный солнечный диск на горизонте, ветер, столь полно раскрывающий все запахи и смягчающий резкие звуки, которые долетали до моих ушей из небольшого селения юго-восточной окраины Мелоса. За моей спиной в отдалении мягко ударялись о берег острова неспокойные волны Эгея, а впереди… прямо перед собой я видел деревню, состоящую из нескольких убогих, наполовину вкопанных в землю хижин. Я смотрел на эти примитивные глинобитные строения с края отвесной скалы. Смотрел с пренебрежением, высокомерием, испытывая крайнюю степень отвращения ко всему, что представало моему взору. Как же юны в своем развитии эти смертные, насколько жалок весь их земледельческо-животноводческий уклад жизни. Собирательство женщин, охота мужчин… Как отвратительно мне было созерцать примитивнейшие орудия труда в их руках! Впрочем, от ходячих сосудов с пищей я не желал большего. А для того, чтобы называться едой, им вовсе не обязательно учиться писать на глиняных табличках, считать звезды на небе и хоть сколько-нибудь задумываться над смыслом своего существования.Они были кормом в моих глазах, и только избранные получали от меня право на благословение и снисхождение. Их – недоразвитых, зависящих от милости природы - я в одночасье превозносил до своего уровня. Приобретая Древние знания, избранные мною терране за несколько часов преодолевали эволюционный путь длинною в тысячелетия. При этом от самих благословленных божьим даром ничего не зависело. Я, Арес и остальные всегда сами делали выбор за них. Всегда спонтанно, безо всяких особых причин. Только многим реже мы поступали обдуманно, с некой целью, известной нам одним.
Однако в тот вечер цель, преследуемая мной, была вполне обычной. Я был голоден, поэтому пришел лишь затем, чтобы насытиться. Скрываясь в тени мангровых зарослей, я с наслаждением слушал частое биение человеческих сердец. Тогда я, пусть далеко не всегда и недолгое время, все же был способен себя сдерживать при необходимости. И необходимость эта, чаще всего, заключалась в том, чтобы растягивать время охоты, играть с жертвой, а не набрасываться и выпивать до последней капли сразу, как только обоняние уловит намек на желанный запах. Сквозь листву низких ветвей я наблюдал за ними, их аромат и мысли уже завладели всем моим естеством. Я ждал, вдыхая пьянящий, соблазнительный аромат группы девушек, пришедших к бьющему из-под земли источнику, чтобы перед заходом солнца набрать воды. Две из них были совсем еще юны, их тоненькие голоса и смех раздражали мой слух, мешая в полной мере наслаждаться звуком бьющихся сердец. У самой криницы, подставив глиняный сосуд под бьющую струю, сидела на коленях девушка чуть старше... лет пятнадцати, а рядом с ней, ожидая своей очереди, стояла самая старшая из всей группы. Уже не девушка, но женщина, потому что всего их было пять, а я отчетливо слышал биение шести сердец. Стоящая ко мне спиной, девятнадцатилетняя самка homo была беременна. Она ждала потомство, которое должно было стать продолжением ее ничтожного, недоразвитого, ничего не стоящего рода. Мне вдруг очень захотелось посмотреть на нее, немедленно, в ту же самую секунду, но… я заставил себя ждать, когда она налюбуется оранжевыми в свете заката холмами и захочет обернуться. Как и все смертные, она была слишком медленной, рассеянной, тратящей слишком много времени на жалкие размышления, не имеющие никакого смысла. Но вот, через невероятно долгое для меня время, она обернулась. Почти мгновенно я отметил для себя, что она красива. Конечно, ее внешность была несравнима и даже нисколько не приближена к облику бессмертных, но… что-то в ней притягивало мой вампирский взор. Длинные, пшеничного цвета волосы собраны в высокую прическу, отдельные вьющиеся пряди раздувал ветер. Он же не прекращал терзать тот длинный белый кусок ткани, прикрывавший её наготу. И это слабое проявление портновских навыков, и попытку хоть чем-то прикрывать свои тела терране уже называли одеждой, сшитой по подобию нарядов, в которые облачались их Боги. Хотя… не могу не согласится, выращивание хлопка – великое достижение, ровно, как и одежда, сшитая из него.
Именно такой, в примитивном платье, подпоясанном тесьмой чуть выше заметно округлившегося живота, в незамысловатых плетеных сандалиях на ногах и с глиняным кувшином для воды в руках я встретил Розалию Марин впервые. Она привлекла меня своей незаурядной внешностью, бронзовой кожей, взглядом зеленых, как плоды оливы, глаз. Мною овладело мимолетное желание сделать эту юную гречанку одной из титанид, благословить ее нескончаемой жизнью и бесконечными знаниями взамен ее нынешнему, ничтожному существованию, которое мать-природа очень скоро прервет. Однако это желание длилось лишь миг, ничтожно малый отрезок времени, который затратил мой перерожденный разум на обдумывание действий и расстановку приоритетов исключительно в пользу охоты наряду с острой необходимостью утолить жажду. В тот вечер я не мог позволить себе развлечение вроде создания новой титаниды, поскольку был голоден. Более того… она беременна, а я терпеть не могу это состояние у терранских самок! В каких условиях они живут?! Кого они собою представляют, чтобы позволять себе плодиться!? Причем, каким способом они это делают!? Они же абсолютно не следят за генами и родственными связями! Они готовы спариваться со всеми подряд, даже если между поколениями вовсе не прошло времени, даже если сестра беременеет от брата! Они как животные, и это омерзительно! Скольких ей подобных я убил, едва они зачали, скольких еще я уничтожил, наслаждаясь сначала кровью матери, а затем и той ошибки природы, которую она носила в себе? Много. И эта не станет исключением, потому что им не позволено размножаться! Только в лаборатории, чтобы они совсем уж не вымерли, оставив нас без пищи.
Я медленно, совершенно бесшумно покинул свое укрытие. Жертвы даже не обернулись, ведь в этот последний вечер их жизни ничего не предвещало беды. Разве что... интуитивно они все же могли почувствовать опасность позади себя. Могли, но не почувствовали, потому что еще некоторое время я просто стоял, молча наблюдал, склонял голову, рассматривал, принюхивался – одним словом, решал, которая девушка первой утолит мою жажду. Потратив на размышления целых пять секунд, я решил, что беременная умрет последней, послужив мне отличным десертом. Ради эмоциональной подпитки я хотел, чтобы она наблюдала за смертью своих подруг, которых я собирался убивать медленно, с наслаждением и сладкой пыткой для своего изменившегося тела…
…Начал я с самых юных, полностью отдав себя воле инстинктов, и даже не пытался себя ограничить, сознавая свое могущество, вседозволенность, по-прежнему восхищаясь своим воистину совершенным телом, невероятной силой и властью, которая пришла ко мне с бессмертием, с жаждой крови, со способностью отнимать жизни и в то же время давать их, созидать. Для того чтобы называться Богом, я обладал всем. Я был Богом. Я смотрел в глаза своим жертвам и видел все тому доказательства, ибо для них я вовсе не был безжалостным убийцей и хищником. Я был их божеством, их громовержцем-Зевсом с Олимпа. В их остекленевших, затухающих взглядах я находил не страх, но лишь благоговение и… счастье.
К тому моменту, когда я сосредоточил свое внимание на беременной, я был уже достаточно сыт, чтобы обдумывать свои действия. Меня снова привлекли ее зеленые глаза, заставив повременить с убийством. Она видела все, что я делал, как разорвал тела, как вода источника по цвету стала подобно крови, стекающей с моих губ. Она была в ужасе. В широко распахнутых глазах блестели слезы, пухлые губы разомкнулись для крика, но закричать она не смогла. Ноги её подкосились, а глиняный кувшин, выпав из ослабевших рук, разбился на множество мелких осколков, расплескав набранную в него воду. Она беззвучно осела на гравий, машинально закрыв руками туго обтянутый тканью живот.
Сообщение отредактировал Lady_Di - Среда, 28 Августа 2013, 11:28
|
|
|
|
|
