Ронон не сразу понял, что жив. Тело болело так, что было трудно дышать, а по рукам и ногам разлилась отвратительная слабость, словно он бежал много часов и свалился от усталости. Шевелиться не хотелось, сердцебиение отдавалось в голове глухими ударами набата. Он прикрыл глаза и лежал так некоторое время, собираясь с силами, после чего осторожно повернулся на бок.
Первыми в его поле зрения появились иссохшие руки – покрытые переплетением вен, со сморщенной кожей, похожей на перележавший под солнцем фрукт. В этих руках не было прежней силы, как не было ее и во всем теле.
- Сволочь! – заорал он в спину уходящему рейфу, но из горла вырвалось только невнятное бормотание. Скоул не повернулся, хотя без труда уловил брошенное слово и даже распознал его. Он не понимал реакцию человека, и признаться не особо задумывался о ней. В конце концов, он ведь не убил его, вместо этого забрав ровно столько жизни, чтобы тот не доставлял ему проблем. Пистолет тоже забрал – и как раз сейчас устроил его в нише под сиденьем «стрелы», где уже лежал ряд нужных и не очень вещей, а также несколько предметов, которые сейчас не более чем занимали место, но в будущем могли пригодиться. Человек также мог пригодиться – не обязательно как пища, а скорее как лишняя пара рук, если ремонт затянется. Или как основа для… Скоул так и не закончил мысль, переключившись на многострадальную камеру сбора. Вот уж где требовалось все его внимание.
Ему удалось добраться до управления девайсом лишь через час. Вероятно, все можно было сделать и быстрее, но ремонт двигателя прочно удерживал их на планете, а потому рейф работал не спеша, с толком и с расстановкой. Достучавшись до сонного мозга устройства, он первым делом отдал команду на общий сброс – камера была отлично обучена делать это в случае поломки, чтобы пилот мог избежать возможной потери ценного груза. Однако в этот раз отработанная до автоматизма функция выдала жесткий сбой, и Скоул только разочарованно фыркнул, уставившись на конгломерат тел, сплетенных вместе творением чьего-то больного рассудка. Вся эта масса шевелилась, те из людей, чьи тела были сравнительно обособлены, пытались встать на ноги, но большинство торчало из органического клубка смешением рук и ног.
«Иратус меня укуси», Скоул задумчиво обошел вокруг выброшенного на землю груза, раздумывая, насколько тот испортился, и куда теперь его девать. Загрузить подобное чудо природы обратно он вряд ли сможет (дальнейшее использование камеры вообще было под большим вопросом), потому вывод напрашивался сам собой – съесть. Как говорил командир, сумма «стрел» в ангаре не меняется, как их не поставь. Вот и жизненна сила в этом творении технического сбоя тоже была, и будет жалко, если она пропадет. Выбрав наиболее сохранившего целостность кандидата, Скоул прихватил его за шею и вонзил в грудь присоску. Осторожно тронул жизненные нити, пробуя вкус, но ничего подозрительного не ощутил, и по здравому разумению уже спокойно продолжил.
Существенное различие этой трапезы он понял лишь через время. Стакан оказался бездонным, и рейф вскоре с довольным урчанием присел на землю, не отрыва руки от все еще живого человека. Судя по всему, жизнь уходила из клубка постепенно, с самого его дальнего края, где тела сморщились и высохли. Скоул прижмурился, и когда присоска поглотила последнюю каплю чужих жизненных сил, он присел на землю просто-таки с неприлично счастливой физиономией.
Надо сказать, каждый рейф, вступивший в период совершеннолетия и отказавшийся от человеческой пищи, вместе со способностями к регенерации и множеством других бонусов получал также вечный голод. Он, по сути, и являлся причиной агрессивности натуры этой расы – а кто сможет быть спокойным и всем довольным, если, к примеру, у него постоянно болит зуб? Вы привыкаете к этому ощущению, то и дело глотаете анальгин, но чертов зуб продолжает ныть противным фоном, на который вы казалось уже и внимания не обращаете – но действительно забыть о нем едва ли возможно. И вот неожиданно вы просыпаетесь утром – и, о счастье, чувствуете себя просто отлично.
Вот и для Скоула мир расцвел самыми неожиданными красками. Он не был силен в физиологии и не знал, что сейчас его клетки обновлялись в сумасшедшем темпе, приближая организм к идеальному даже по рейфским меркам состоянию. Он понятия не имел, что мозг принялся массово обновлять потрепанные беспокойным перелетом нейроны, вызывая состояние эйфории, сходное с наркотическим опьянением.
Все окружающее неожиданно увиделось ему прекрасным: пустая планета, подбитая «стрела», даже сморщенный человечек, который вдруг показался ему вполне приемлемым собеседником. Вышеупомянутый человек, впрочем, общаться совершенно не хотел, а потому, увидев приближающегося рейфа, принялся спешно отползать в максимально возможном темпе. Что только подогрело интерес Скоула, слегка прибавившего шаг.
Ронон понял, что это конец. Еще час назад он был вне себя от ярости – подумать только, его не прикончили даже, а слега поели и выбросили. Позорное ощущение надкушенного бутерброда в значительной степени усугублялось подступившей на самый порог немощью. Признаться, сатедианец никогда не рассчитывал дотянуть до преклонных лет, при его образе жизни едва ли можно было мечтать об уютной постели, книжках и телевизоре. Он признавал, что, скорее всего, умрет в бою, и давно смирился с этим. А потому каждая секунда жалкого существования, когда сил только и хватает чтобы привстать и оглянуться по сторонам, сводила его с ума. Это было, пожалуй, самое худшее, что можно было с делать с бывшим беглецом – оставить его смотреть на флегматично занимающегося своими делами рейфа, и не дать ни малейшей возможности прикончить белобрысого гада. Тот довольно долгое время просто не замечал его, занятый починкой «стрелы». Видимо смог-таки что-то исправить, и вот поляну осветил луч, каким обычно отродья иратуса собирали своих жертв.
От вида клубка все еще живых тел Ронона чуть не вывернуло – рейф же отнеся к происходящему философски, как к досадному недоразумению. Он даже не побрезговал покормиться еще живым кошмаром, при этом его озадаченная морда сперва разгладилась, а затем блеснула оскалом, от которого у сатедианца побежали мурашки по спине. Тварь поднялась и, развернувшись на месте, пошла на него все с тем же жутким выражением, застывшим как восковой слепок.
«Убьет», мелькнуло в голове, «Вошел во вкус, всех их слопал – и меня сейчас…»
Тем временем рейф обошел его, остановившись за головой Ронона, вероятно лишь для того, чтобы тот перестал так сосредоточенно от него отползать. Сатедианец поймал себя на мысли, что уже второй раз за сегодня наблюдает перевернутую рейфскую физиономию. И второй раз при самых неприятных обстоятельствах.
- Что, пришел за десертом?! – Ронон в сердцах двинул его кулаком по ноге. Рейфа прием не впечатлил, и кажется даже не вызвал недоумения. Возможно, тот уже привык к нелогичным поступкам человека. Человек же логику рейфа до сих пор не раскусил, потому фраза невольного собеседника поставила его в тупик.
- У меня к тебе предложение. От которого ты не сможешь отказаться.
Следующие несколько минут рейф использовал весь свой небогатый словарный запас, чтобы прояснить Ронану возможные варианты. Первый заключался в подсадке незадачливого беглеца на фермент – совсем несложно, учитывая, что Скоул был сыт и имел минимум два дня свободного времени. После этого гордый и свободный сатедианец будет ему, рейфу, не только стрелу чинить, но волосы расчесывать и штаны стирать. В общем, служить верой и правдой всяческими возможными способами – а способов он, рейф, найдет предостаточно, и Ронану в здравом уме они совсем не понравятся. Есть, впрочем, и другой вариант. Он, Ронан, откладывает свою «бей-всех-рейфов» дурь на полочку на определенный срок. И оказывает необходимую помощь в полном душевном здравии, лелея надежду отомстить ужасному и злому рейфу путем закалывания его во сне зубочисткой. Ну, или может попробовать дождаться подходящего момента и расправиться с тем, кто имел наглость посягнуть на святую святых сатедианцев, разгромленных наголову как-то походя и без особых проблем, но, тем не менее, невероятно опасных для всех рейфов галактики Пегас.
За второй вариант выступал также озвученный Скоулом факт, что ему лично Ронан нужен как иратусу МНТ, потому после счастливого покидания необитаемой планетки и завершения кое-каких дел, человек может идти на все четыре стороны, будучи высаженным у каких-нибудь рабочих врат. Если же Ронан все еще раздумывает, то он, рейф, может напомнить ему, что на этой планете рабочих Врат нет, и еды тоже нет, а ввиду явной задержки его друзей сатедианцу светит не более чем паршивая смерть от голода у репликатора на куличках. Так что если тот не идиот, то думать будет недолго.
Ронан идиотом не был. Любая возможность прищучить белобрысого гада была предпочтительнее медленной и совершенно бесполезной смерти. Конечно, в здравом уме он не пошел бы на подобное – но сейчас стояла задача сохранить при себе этот самый ум, не превратившись в позорного наркомана, который за фермент душу продаст. Сам Ронан не встречал людей, бывших под воздействием подобной штуки, но истории о них были более чем впечатляющими. В плохом смысле этого слова.
В свете вышеозначенных фактов сатедианец коротко выругался, смерил рейфа взглядом, и заявил, что согласен выбраться с ним с этой планеты, а на большее он не подписывается.
Рейф с совершенно непроницаемым лицом кивнул, продолжая созерцать человека в перевернутом виде.
На самом деле Скоул был рад, что собеседник оказался достаточно умен, чтобы принять предложение. Сам он не видел ничего хорошего в обратном кормлении, которое было неотъемлемой частью вышеописанного процесса. Он практиковал подобное всего раз, все те же два улья назад. Тогда ему удалось вытащить комрада с одной из планет, заселенных любопытным народцем. Улью было известно о них сравнительно немного, только то, что в процессе неких исследований они имеют дело с радиацией. Ну и от этой радиации мрут. Но вместо того, чтобы усиливать свою собственную защиту, наивный народ искал того, кто сделает за них грязную работу – и в частности в сферу их интересов попали рейфы с их потрясающей регенерацией. Сами рейфы не привыкли быть объектами чужих планов, что сделало их на редкость беспечными, особенно на планетах с отсталыми цивилизациями, демонстрирующими натуральное хозяйство без признаков технологий. Сканд так и попался на эту святую простоту, по глупости решив перекусить и приземлив стрелу неподалеку от одного из поселений. Стрелу, к слову, так и не нашли – видимо предприимчивый народец утащил ее и разобрал по клеточкам, из ученого любопытства или из военной конспирации. Для Сканда дела разворачивались из рук вон плохо – очухавшись в камере, он столкнулся с двумя проблемами: какой-то умник залил ему в кормовую щель порцию кислоты, подчистую разъевшей всю тонкую анатомию присоски, а регенерация находилась на том минимуме, что на восстановление органа питания потребовались бы месяцы. Которых у него, впрочем, не было – голод, пригнавший его на планетку, давал о себе знать. Он так и не рассказал своим, как сумел сбежать, да и о своем времяпрепровождении у народца не распространялся, за исключением того, что сутками сидел в комнате рядом с источником радиации, а местные горе-ученые регулярно снимали его жизненные показатели.
По возвращении комрада Скоул взял на себя труд разорвать замкнутый круг «я голоден, потому что не могу регенерировать присоску, а сделать этого не могу, потому что не могу питаться», и в течение нескольких сборов кормил Сканда «с руки», отдавая собственную жизненную силу – пока рейф не оправился в полной мере. Воспоминания об этом были странные, Сканд сам того не желая будто лез ему в мозги, и с каждым кормлением все больше. Судя по всему, у комрада была та же проблема со Скоулом, но тот, понимая собственное положение, помалкивал и высылал короткие мыслеобразы благодарности. Они оба вздохнули спокойно, когда выздоровление Сканда положило конец мысленному беспределу. Помнится, вскоре после этого Скоул попал на другой улей, и их пути разошлись к вящему облегчению обоих.
Ощущать в своей голове глупый мозг сатедианца рейф совершенно не хотел, и надеялся, что с одного раза контакт не наладится. А ведь один раз, так или иначе, требовалось провести – ибо от лежавшего на песке старика было мало толку. Примерившись, он с недовольством закрыл лицо дернувшегося куда-то человека ладонью, впечатывая его в землю, и приложил рабочую руку к его груди.
Ронан почувствовал, как к нему возвращаются силы. Если в прошлый раз это была чистая иссушающая боль, теперь его переполняла совершенно немотивированная радость. Слабость отступала, и это было так чудесно, что он никак не мог сосредоточиться.
- Ты улыбаешься, - произнес рейф над ним, и в голову вместе со словами хлынул поток мыслеобразов. Простая фраза стала неожиданно объемной. Ронан увидел себя со стороны, нелепо улыбающегося то ли небу то ли прижимающем его к земле рейфу, увидел собственное перекошенное лицо во время предыдущего контакта – словно на контрасте – и еще что-то подспутное, как послевкусие вина на языке, тонкое ощущение нелепости его самого и его поведения в глазах рейфа.
- Твою ж!.... – Ронан от неожиданности попытался сесть, но Скоул не позволил, прижав его обратно к земле, удерживая за голову как кутенка.
- Я еще не закончил, - и снова серия мыслеобразов, текущая стадия обратного кормления, подспудное раздражение и далекий, подернутый туманом образ какого-то рейфа, которого Скоул прижимает к стене, упираясь рукой ему в грудь.
- Ты такое с рейфом проделывал? – выпалил он, и Скоул через долю секунды убрал руку. Ронану казалось, что он не закончил, но мыслеобразы оборвались сразу же, как присоска оторвалась от каналов жизненной силы человека.
- Хватит, - произнес рейф, поднимаясь на ноги. Обернулся на стрелу и направился к ней, предоставляя Ронану возможность подняться и следовать за ним. Предстояло еще много работы.
Сдохнуть должен кто-то один. И каждый уверен, что это не он. 
Полагаю, у Беккета на это "пороху" не хватит, чтобы препарировать живого рейфа. 
)
И аппетит Скоула. 
