|
Star Gate Commander: Земли без времени
|
|
|
Desreny
|
Дата: Вторник, 25 Сентября 2018, 18:47 | Сообщение # 556
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 439
Статус: где-то там
|
Больно уж длинный рассказ буду читать частями на глаза давит слепой как крот в очках хожу читаю. Рассказ мне понравился дальше посмотрим
|
|
|
|
|
|
Комкор
|
Дата: Суббота, 06 Октября 2018, 23:41 | Сообщение # 557
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 526
Статус: где-то там
|
от 06.10.18. "Короткая".
***
Если уже «Медвед» говорит, что мне это не понравится, то мне это, однозначно, не понравится. Особым чувством прекрасного товарищ не отличался (как, впрочем, и я). Что, в общем-то, не помешало ему положить глаз на «Литеру» (значит, ничто человеческое ему не чуждо). Но для понимания, что может понравиться командиру взвода, а что не может, ума лопату иметь не надо.
Продираясь сквозь прикрытые кремольеры, минуя толстостенные, порой до полуметра в поперечнике, переборки, огибая выгородки и стойки, я двигался в указанном другом направлении: в машинный зал. Помня предыдущую прочёску судна, мне не было нужды заходить в каждый закуток и искать переход с одного борта на другой или трап на нижнюю палубу. Но вот подкрученная Нергалом никталопия и цепкий натренированный взор заставляли растерять остатки жизнерадостного настроения уже сейчас.
В ходках-то свет горел. Пусть и не везде, и не на всех постах, но во многих местах освещение присутствовало. Крайние коридоры, идущие непосредственно вдоль бортов корабля, получали достаточно света через заделанные броневыми стёклами иллюминаторы (по-хозяйски окаймлённые символическими, короткими занавесками по локоть длиной в стиле «Наутилуса» капитана Немо). А вот в ходках глубже света, порой, не хватало. Что, впрочем, не мешало мне созерцать далеко не самую жизнерадостную картину.
На многих перегородках и элементах интерьера виднелись следы повреждений, которых в прошлый раз не было, и быть не могло. Характерные пробоины, в коих я без труда опознавал пулевые отверстия и «бахрому» после дроби, не менее характерные подпалины от попадания из энергетических типов вооружения. На стальных элементах – типа переборок – свойственные для попаданий высокоскоростных снарядов, типа пуль, «цветочки». Кто видел, как ведёт себя пуля при встрече с броневой преградой, пробить которую не в состоянии – тот поймёт. На металле расцветает красивый бутон: в центре композиции – разрушенный сердечник пули, оставляет «лепёшку», в которую и раскрывается; а от него во все стороны разрастаются «лепестки»: это следы от разрушенной оболочки пули (или «рубашки», если хотите).
Ковёр, которым выстлан пол коридоров, хоть и был самым простецким, без царских изысков типа рисунка или персидского ворса, но в прошлый раз выглядел весьма презентабельно. Нынче он во многих местах оказался порван, в одном месте коридора изодран в лоскуты: след от взрыва ручной гранаты; а чем дальше я продвигался, тем больше попадались и следы красно-бурой субстанции, до боли напоминающей кровь.
«Это место битвы», – констатировал Нергал. – «После нашего убытия за это судно сражались. Кто-то желал получить контроль над кораблём, но кто-то или что-то не давало это сделать».
«Бесовщина какая-то», – подумал я. – «После нашего убытия с линкора времени прошло – всего-ничего. Кто и как там умудрился оказаться? Только, если наши…».
«Тогда бы ваше командование было об этом осведомлено», – возразил симбионт. – «Но твой предводитель даже не упомянул о таком. Стало быть, на судне пребывали третьи силы, неизвестные нам».
«Известные».
Последняя мысль посетила меня ровно в тот момент, когда я, лёгким бегом двигаясь в сторону машинного зала, увидел на полу чернеющий предмет в форме относительно длинного, пусть и тонкого бруска. Каким бы слабым освещение ни было, но человек – тварь инерционная, и мыслит, во многом, схожим образом. На меня наслоились воспоминания о последних часах, проведённых на Новой Швабии, да ещё и боестолкновение с людьми, похожими на немецких солдат, да ещё и плотное знакомство с их оружием…
В общем, в предмете был споро опознан магазин от пистолета-пулемёта МР-40. Пустой, как нетрудно догадаться.
«Это немцы», – констатировал я, подобрав магазин с пола.
Лёгкая штампованная жесть, выкрашенная тончайшим, почти отсутствующим слоем краски: «лишь бы было». Примета производства военного времени и недостатка ресурсов.
На тонкостенной жести – следы вмятин и нарушения геометрии магазина. Им пытались отбиваться, или бросались, как камнем: уже говорит о том, что у его пользователя были проблемы. Поскольку гильз вокруг видно крайне мало, я склонен предположить, что предметом пользовались, как кастетом, на протяжении какого-то времени.
«Не обязательно немцы», – задумчиво произнёс Нергал. – «Сам знаешь: судить о пользователе по принадлежности его оружия – тактически ошибочно».
Трудно не согласиться с подобным доводом. Я не гоа`улд, но сам использую некоторые из их приборов, подаренные "Рапторией". Тут симбионт прав, как никто другой и как никогда ранее.
***
– Что тут у нас… млять!
Обонятельные рецепторы так ударили в мозг, наперебой вереща о раздражителях в воздухе, что я чуть не рухнул с трапа на пол помещения двигательного отсека.
Мне стоило лишь отворить кремольеру тупика и шагнуть в машинное отделение, как в нос ломанулся непередаваемый литературным языком смрад, просто физически не способный возникнуть за такое короткое время, как то, что прошло с момента нашего последнего визита.
– Ты сам догадаешься? – "Раптория", зажимая ладошкой и нос, и рот, пробормотала, скосившись на меня. – Или мне побыть ефрейтором Очевидность?
Машинный зал находился на уровне ниже ватерлинии корабля: а потому не был оборудован иллюминаторами, и не соединялся с забортным пространством напрямую. Единственное, что давало воздух в отсеке – это воздуховод с верхней орудийной палубы, для вентиляции, и шноркель оттуда же, но уже для подачи воздушной смеси в двигатели судна. Которые, как нетрудно догадаться из размеров линкора, были далеко не самыми маленькими.
Кстати, ныне они находились в работе, что немало поразило: уровень шума, с которым два двигателя пожирали солярку, оказался на удивление мал. Я ожидал оглохнуть, едва войдя, ведь один только рабочий ход поршней превышал мой рост с кепкой в прыжке. Каков же рабочий объём двигателей – страшно себе даже представить, но каждый из двух агрегатов превосходил размером карьерный самосвал. На удивление, даже не приходилось орать, чтобы слышать собеседника.
Кроме этого, освещение в отсеке присутствовало минимальное. Из пары дюжин плафонов, висевших на подволоке, работала едва ли половина. Полумрак, стоявший в отделении, давал возможность понять масштабы абзаца, творящегося на инженерной палубе, но вот длительная работа комфортной для глаз не была.
А ещё палуба оказалась подтоплена. Ребята стояли по колено в воде, и это – самое лучшее из того, что было доступно взору.
Ибо худшее…
– …[…]! – «Медвед» непечатно выругался в голос, невзирая на присутствие представительниц прекрасного пола в отряде, и в сердцах пнул труп, лежащий в воде. – Только этого нам ещё не хватало!
Тело, пусть и изрядно обгоревшее, но всё ещё узнаваемо. Пусть оно и лишено былого «товарного вида», но не узнать в нём офицера-рейфа трудно. И даже не его форменная одежда тому способствовала. Точнее, не только она.
– Его что, жрали? – я не сразу смог поверить своим глазам.
Тело выпотрошено, как хрестоматийная грелка Тузика. Конечности вывернуты под неестественным для гуманоида углом, а череп – матерь Божья! – не просто раскроен, а самым натуральным образом выжран: от него осталась лишь нижняя часть черепной коробки с лицевыми пластинами, а мозг отсутствовал напрочь. Равно, как и остальная часть черепа с затылочной и теменной долями.
– У кого-то хорошенько разгулялся аппетит, – поморщился «Док».
– Хороший же едок этот наш гурман! – хмыкнул «Рентген». – Не хотел бы я разделить с ним трапезу…
– Ты никого не видел? – «Медвед» посмотрел на меня. – Тварь, что так отжарила рейфа, не может быть компактной. Или, если так, то их целая стая.
– Не видел, – отрезал я. – Но нашёл вот это.
И показал ему магазин от немецкого машинен-пистолена.
– Это объясняет пулевые ранения на трупе, – «Литера» посмотрела на «Медведа». – Но гильз мы не нашли.
– Как и не нашли самого оружия, – согласилась с ней «Гайка». – Но на корабле это – меньшая из несостыковок. Они спокойно могли быть выброшены за борт.
– А смысл? – возразила девушка подруге. – Я бы ещё поняла, если б кто-то пытался замести следы. Но тогда он или дилетант, или профан, раз оставил магазин.
– Магазином дрались, – поделился я наблюдением, выбрасывая в воду под ноги вышеупомянутый предмет. – Причём, дрались не на жизнь, а на смерть: жесть, пусть и штампованная, во многих местах погнута. При эксплуатации оружия такое получить трудно.
– Короче, – рубанул «Медвед». – С этим потом разберёмся. Возьмём детектор и прочешем корабль сверху донизу. Меня больше течи беспокоят.
– Они незначительны, – успокоила его «Гайка». – Иначе б корабль уже пошёл ко дну.
Кстати, о корабле. Лишняя забортная вода в трюме и на нижней палубе – это однозначно потеря хода из-за большей массы линкора. Это – плюс. Также, это потеря остойчивости из-за превышения массы кормы над массой носа. Это – минус. А если и другие отсеки пробиты? Кстати, а пробой ли это? Может, кто-то открыл кингстоны, решив затопить корабль?
Я огляделся по переборкам в поисках терминала внутрикорабельной связи: он нашёлся сразу за дверью в машзал. В принципе, простейшее устройство: пока держишь кнопку – говоришь, отпустил – слушаешь. Что, собственно, я не преминул исполнить, подойдя к аппарату:
– «Штепсель», это «Шаман». Вы все на мостике?
Связь молчала лишь секунды три. А что ей будет? Она проводная, и от всяких электромагнитных полей меньше зависит. Могу поспорить на очередное звание: мало того, она ещё и экранированная, и минимум единожды продублирована.
– Все тут, – доложил парень. – Я на всякий случай запер все двери в рубке.
– Правильно сделал, – грех не похвалить: сам забыл предупредить ребят, когда уходил, но они и без меня догадались до этого. – Посмотри на приборы, найди пост контроля состояния судна или борьбы за живучесть. Мне надо знать, насколько повреждён корабль. Отыщи гироскопы и дай мне крен и дифферент.
– Обожди минуту, – отозвался «Штепсель». – Сейчас пошукаю.
«Литера» с тревогой в глазах перевела взгляд на меня.
– Ты что-то понял? – встрепенулась девушка.
– Ничего хорошего, – признался я. – Если корабль набирает воду, то это непременно скажется на его остойчивости. Та часть, куда поступает забортная вода, становится тяжелее, и судно начинает крениться. Мы должны компенсировать это уравнительными цистернами, или выкачать воду из трюма: иначе, кроме замедления хода и начинающегося за бортом шторма, получим «буль-буль».
– Охеренно! – припечатала "Раптория". – И как же ты, нах, собрался это делать? Я, к примеру, с перегонными насосами уравнительных цистерн не знакома! Я даже не знаю, где находится их пост управления и как он выглядит!
– Спокойно, спокойно! – надо угомонить мою ксерокопию. А то, что-то, она на нервах начала распаляться ни к месту. – Давай решать проблемы по мере их поступления. Предлагаю сначала вывести из зацепления муфты валопровода…
– …уже сделано, – произнёс «Медвед». – У такой дурынды, как гребной винт этого линкора, выбег ни разу не полминуты: ещё какое-то время покрутится. Тормоза с колодками и барабанами конструкторы, почему-то, не предусмотрели. Корабль движется по инерции.
Уже хорошо.
– Мы решили не глушить двигатели, – сказала мне «Гайка». – Гораздо проще подключить валопроводы по необходимости, чем пытаться с факелами плясать вокруг этих мастодонтов…
Девочка растерянно обернулась на один из двигателей.
– Я при всём своём желании не смогу их запустить…
– Никто не сможет, – успокоила её "Раптория". – У нас на борту нет специалистов дивизиона движения.
На связь вышел «Штепсель»: переговорное устройство внутрикорабельной связи сухо прохрипело, будто динамик решил заиметь себе кашель.
– Есть данные, командир, – мрачно произнёс он. – Ничего хорошего. Крен на левый борт два градуса, дифферент на корму – пять. Казалось бы, не так уж и много, но при длине этого корыта чуть меньше километра…
– Согласен, – это уже даёт гораздо больший разброс, чем может дать качка корабля в шторм. – Там есть что-нибудь, похожее на управление перегонными насосами уравнительных цистерн?
В эфир вклинилась «Андромеда»:
– Ты рехнулся?! – воскликнула она. – Утопить нас хочешь? Или у тебя на борту случайно затесался специалист по дифферентовке?! Ты хоть представляешь объём этих цистерн на такой дурынде? А вес воды в них? А производительность насосов знаешь? Если ошибёмся на лишнюю тонну – нас утянет на дно раньше, чем мы успеем прыгнуть в воду!
Хех… а Лера-то ни разу не дура. Если я в корабельной тематике шарю, в основном, из-за детских и подростковых увлечений и поверхностных знаний, то Шарапова, даром, что блондинка (да, крашеная, но родной цвет волос у неё – светлый, я помню!), сообразила даже быстрее, чем я закончил фразу. Ей хватило всего лишь на всего сложить в одну кучу «крен», «дифферент», «перегонные насосы», и «уравнительные цистерны», чтобы увидеть общую картину: мой план.
– Нас и так утянет на дно, если мы не предпримем действий, – пояснил я. – Надо начинать выкачивать воду из трюмов и выравнивать киль. Иначе судно встанет на дыбы и пойдёт ко дну. Плавучесть боевых кораблей рассчитана на затопление некоторых отсеков вследствие повреждений, но лишь при ведении действий по борьбе за живучесть. Если оставить всё на самотёке – то и линкору трындец.
Секунды через три в эфир вернулся «Штепсель»:
– Управление насосами уравнительных цистерн с центрального поста доступно, как и воздушная система высокого давления. Но Лера права: никто из нас не осилит дифферентовку судна в надводном положении, да ещё и в условиях надвигающегося шторма. Мы даже не знаем развесовку корабля, я уже молчу о параметрах насосов.
– А автоматическая система дифферентовки? – осведомился я. – На такой махине она просто обязана быть. Поищи что-нибудь похожее на неё, там должны быть режимы: автоподдержание, пробоины, перегрузка, порожняя масса… Она не должна прятаться глубоко.
– Я поищу.
В этот миг даже мы, в трюме, ощутили, как наверху что-то неистово громыхнуло, да с такой силой, что у меня ливер внутри перемешался. Будто бы вся бортовая артиллерия, включая главный калибр, вспомогательный, противоминный, ПВО, дала массированный залп в божий свет, как в копеечку.
– Это что у вас там за оркестр? – поинтересовался я.
– Ничего хорошего, – отозвался «Штепсель». – Мы вошли в зону шторма. В нашу мачту ударила молния.
– Всё нормально? – прямое попадание молнии – это тебе не хрен с изюмом!
– Бортовая радиостанция уничтожена. Взорвалась, как торт-безе с петардой. Видимо, разряд пришёлся в антенну рации…
Едрить-колотить первичный вал по вторичной обмотке катушки зажигания… Зашибенно, блин, денёк идёт! Практически неуправляемый линкор, уничтоженная р/с, за бортом шторм, а корабль набирает воду!
– «Медвед», – решения надо принимать быстро, но ещё быстрее – их исполнять. – Осмотритесь на нижней палубе: если есть открытые кингстоны, то закройте их. Ищите течи из клапанов и труб. Надо ограничить поступление воды в отсеки. Если это пробоина – то убирайтесь с палубы и изолируйте повреждённые отсеки. Я на мостик.
– Давай, – кивнул парень. – Раз мы в зоне шторма, значит, надо опять подключать гребные винты?
Я кивнул в ответ.
– Без движения мы быстро пойдём ко дну.
***
В большинстве случаев штормовая погода мало отражается на плавании современных морских судов крупного тоннажа с мощными механическим двигателями, обеспечивающими большие скорости хода.
Однако в нашем случае, при отсутствии экипажа (взвод кадетов-штурмовиков не в счёт) плавание судна любого тоннажа сопровождается рядом серьезных препятствий и последствий от большого волнения и сильного ветра.
Успешному преодолению этих последствий способствуют мероприятия по своевременной подготовке судна к плаванию во время шторма и мероприятия по управлению судном в условиях шторма. Ни тем, ни другим, естественного, мы похвастаться не можем. В лучшем случае – я попробую держать корабль на ходу и по ветру, но на большее нас не хватит.
Перед выходом в море, как правило, все судно с находящимся на нем грузом, судовым снаряжением и инвентарем должно быть подготовлено к плаванию в штормовую погоду. Имущество – закреплено по-штормовому, рулевые механизмы – заблокированы во избежание хаотичного изменения ходов и курсов, все палубные люки – задраены, все клинкетные двери водонепроницаемых переборок – закрыты и задраены, а шпигаты и штормовые порты – наоборот, раскрыты. Про спасательные шлюпки не заикаюсь: их мы на борту не нашли.
Хуже всего то, что для предотвращения попадания забортной воды в корпус судна необходимо забить глухарями клюзы якорных цепей, световые люки, иллюминаторы (особенно, находящиеся вблизи ватерлинии), раструбы вентиляторов на палубах и воздуховоды, а для повышения остойчивости – принять дополнительный балласт в уравнительные цистерны. На всё это нас не хватит чисто физически. Даже, если бы каждый из нас окончил школу мореходки, и взял бы на себя какую-нибудь из озвученных выше проблем, то столь малочисленным составом мы бы мудохались до ночи!
Столь далеко не радужные мысли витали в моём не по годам замордованном разуме, покуда я бежал из машинного зала на мостик. Не сказать, что я питал надежды спасти корабль от путешествия на дно: но у меня – знания и память Нергала, и вездесущий Метод Научного Тыка. Кое-что мы можем сделать, но это – далеко не всё, что необходимо.
Размышления на тему «Как хреново быть мной» закончились ровно в тот же момент, когда я, буквально с ноги распахнув водоупорную дверь, вломился на мостик.
Картина маслом выглядела следующим образом.
Освещение, доколе таковое оставалось на посту, ныне оказалось выбито наглухо. Единственное, что давало свет – росчерки молний, нет-нет, да и проблёскивавшие за смотровыми щитками ходового мостика, да подствольные фонари на автоматах ребят-девчат, разгонявшие сумрак центрального.
Сами смотровые щитки оказались задраены по-штормовому: что, в общем-то, ни разу неудивительно, если учесть, что снаружи разыгрался балл эдак третий-пятый. По стёклам смотровых иллюминаторов стекали настоящие пласты воды, сгоняемые щётками стеклоочистителей – их рычажные приводы то и дело мелькали за стёклами, елозя скребками по рабочим поверхностям.
Радиостанция, доселе исправно чародействовавшая под руками кудесницы-Шараповой, ныне представляла собой плачевное зрелище: металлический остов конструкции – единственное, что осталось целым. Обугленные рукоятки настроек, сожжённый амперметр, обгоревшие реостаты – это лишь вершина айсберга, видимая с ходу. Как апофеоз – в воздухе витал ядовитый запах от взорвавшихся конденсаторов, а мелкими осколками от взорвавшихся же ламп радиостанции посекло мордашку и ладони «Андромеды». Лера сидела на кем-то спешно добытом стуле и морщилась, всхлипывая, покуда «Штепсель» при свете налобного фонаря извлекал осколки из ранок напарницы тонким маникюрным пинцетом: видимо, одолжил из набора кого-то из девчат.
Я вломился в тот момент, когда дышать отравленным воздухом было уже трудно: гарь и ядовитый аромат начинки конденсаторов вкупе с плавленой изоляцией проводки заставили прибегнуть к активной вентиляции – «Рокада» приоткрывала один из смотровых щитков, чтобы хоть как-то провентилировать помещение.
Один лишь "Штырь", периодически подыгрывая штурвалом, не отвлекаясь, смотрел строго по носу, выводя корабль перпендикулярно волнам. Порой, конечно, последние били судну в скулу, но, если учесть, что опыта мореходства у парня (да и ни у кого из нас) не было от слова «совсем», то справлялся он на «охренеть».
На звук распахнутой двери, сопроводивший моё появление на мостике, обернулся Васильев. Взгляд прикомандированного бойца был спокоен: значит, ничего серьёзного не произошло. Во всяком случае, будь что-то более опасное – я бы это понял по одному только выражению морды лица бойца. Да и ребята ведут себя довольно тихо…
– Больше раненых нет? – спросил я с порога.
Отозвалась «Гюрза»:
– Через мокрые берцы пощекотало током всех, – поморщилась Кирсанова. – Но без видимых последствий.
– Приборы ещё пашут, – доложила «Багира» с гидролокатора. – Видимо, только р/с накернилась: радары и система навигации работают штатно или почти штатно.
– Не считая этого сатанинского компаса! – бросил через плечо "Штырь", не отрываясь от управления судном. – Я вообще не понимаю, куда мы идём. Ветер, вроде бы, строго «Норд-Зюйд», но без компаса невозможно понять, куда движемся.
– А навигация? – повернулась к нему «Рокада». – Навигация же пашет!
– Ага, – кивнул ей парень. – Одна на три кобыльих сраки. Если магнитный компас взбесился, то как я могу доверять спутниковой системе? Она, знаешь ли, тоже чувствительна к изменению электромагнитных полей в зоне работы!
– Короче, – вздохнула Алина. – Видимость – «ноль», идём по приборам…
С приборами потом разберёмся. Сейчас приоритет – ранения Леры. Вроде бы, раз сидит и носом шмыгает, то легко отделалась: во всяком случае, глаза хоть и на мокром месте, но ещё на месте, их осколками не посекло.
– Глаза не задело? – поинтересовался я на всякий случай, сбрасывая рюкзак на пол.
"Гюрза" бегло скользнула взглядом по мне и моему имуществу. Она-то сразу поняла, что я собрался делать.
– Глаза не пострадали, – под всхлипывания напарницы Кирилл закончил с лицевой частью и перешёл на ладони: по большей части, пострадали тыльные стороны. – Но это было близко.
– Ты все инородные тела удалил?
С организацией операционного поля боец не заморачивался: те частички стекла и металлических стружек он просто бросал на пол, не удосужив себя сбором оных в специально обученную тару.
Я же тем временем раскрыл рюкзак и споро нащупал в нём «медицину» гоа`улдов.
– Практически, – отозвался Васильев. – С поражениями справимся, но вот рация уничтожена безвозвратно.
– Это я вижу…
Устройство заняло своё положение на руке: кожу опять неприятно обдало внеземным холодом, будто её погрузили в жидкий азот.
Сообщение отредактировал Комкор - Среда, 10 Октября 2018, 10:54
|
|
|
|
|
|
шаман
|
Дата: Воскресенье, 07 Октября 2018, 06:56 | Сообщение # 558
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 310
Статус: где-то там
|
Кажется корабль путешествует между реальностями раз в несколько дней или неделю. Рейф подготовленный к фаршировке в машинном отделении? Довольно интересно...
"Лишь две вещи бесконечны - Вселенная, и человеческая глупость, но насчёт первой я не уверен." - Эйнштейн
|
|
|
|
|
|
Комкор
|
Дата: Воскресенье, 07 Октября 2018, 08:02 | Сообщение # 559
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 526
Статус: где-то там
|
Цитата шаман (  ) Кажется корабль путешествует между реальностями раз в несколько дней или неделю.
Всё не настолько печально, как могло бы показаться на первый взгляд. Корабль перебросило меж реальностями единожды: когда он оказался на "Новой Швабии". Перемещение из системы Тисса в Солнечную путешествием между реальностями считать нельзя: это пространственное перемещение в рамках одной вселенной.
Не спойлера ради, но корабль оказался на Земле стараниями одного персонажа. А вот за каким лядом ему это потребовалось - будет известно в одной из нескольких ближайших выкладок в рамках данной сюжетной арки.
Цитата шаман ( ) Рейф подготовленный к фаршировке в машинном отделении? Довольно интересно...
Фаршированные рейфы - это всегда интересно).
Леший 19.08.95-24.09.14
Kitten 17.10.70-24.05.19
Попов Александр Николаевич 01.01.49-22.08.23
|
|
|
|
|
|
Desreny
|
Дата: Воскресенье, 07 Октября 2018, 13:26 | Сообщение # 560
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 439
Статус: где-то там
|
Наконец то я прочитал мне понравилось
|
|
|
|
|
|
Комкор
|
Дата: Среда, 10 Октября 2018, 09:30 | Сообщение # 561
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 526
Статус: где-то там
|
"Короткая" (от 10.10.18)
Немного неожиданно "Гюрза" положила ладонь мне на руку:
– Давай лучше мне! – произнесла она, глядя мне в глаза. – У тебя есть работа поважней, чем доврачебная помощь раненым!
– Например? – мне аж интересно стало.
– Первый раз в армии, что ли?! – возмутилась Кирсанова. – Ты командир или где? Ты на корабле или кто? За окно посмотри!
Алина вскинула руку в направлении «окна».
– Давай мне, – повторила она. – Я умею обращаться с этой дурью.
«Хочется в это верить», – подумалось мне.
Но девушка чуточку права. За бортом сейчас – минимум четвёртый-пятый балл нарастает, корабль только-только начал набирать ход: подключенные гребные винты только выходят на номинальные обороты. "Штырь" за штурвалом старается удержать судно более или менее перпендикулярно набегающим волнам, но даже несмотря на высоту палубы над уровнем ватерлинии гребни последних, нет-нет, да и заливают нос. Особенно, когда линкор проваливается между двумя волнами: ют и полуют на несколько секунд оказываются под многометровым одеялом солёной воды, которая споро ниспадает за борт.
– Если хочешь – то дерзай, – отозвался я, передавая девушке «медицину» гоа`улдов. – Только не убей пациента ненароком.
Алина поморщилась, когда оказавшееся на её руке устройство обожгло кожу холодом.
– Не учи отца е…
– Всем держаться крепче! – рявкнул через плечо "Штырь", и пустил штурвал в свободное вращение, резко крутанув его в сторону.
Удар, пришедшийся в носовую часть линкора, действительно вышел ощутимым. С ног мы не попадали, но сразу стало понятно: с нами что-то столкнулось.
– Какого хрена?! – выкрикнул парень, оборачиваясь. – «Багира»! Что за херня?!
– На радарах ничего нет! – чуть обиженно и немного растерянно отозвалась девочка. – Я не знаю!
– Я тоже! – лязгнул боец. – Кто-нибудь, сбегайте вниз, на нижнюю палубу! Гляньте, есть пробой или нет?
– Я метнусь! – бросил «Полимер», выскакивая за дверь.
– Я с ним! – воскликнула «Астория», исчезая вслед за парнем.
– Смотри пост гидроаккустиков! – крикнул я им вдогонку.
Впрочем, «Полимер» не дурак, сам догадается, где искать.
– Что это было? – спросил Васильев у рулевого.
– Без понятия, – отозвался тот, резко выравнивая корабль по ветру. – Мелькнуло что-то габаритное, не меньше нескольких десятков метров.
– Может быть, кит? – предположила Кристина.
– Вряд ли, – задумчиво прожевал парень. – Мне показалось, что видел какие-то огни, типа габаритных…
– Охренеть, млять! – с чувством припечатал «Святогор». – Зашибись, если рыбацкий сейнер протаранили.
– Это не сейнер, – отрезала «Багира». – На радарах ничего не было, а даже самый мелкий катер отражался бы на экране. Или я не права? – добавила девочка, обращаясь ко мне.
– Права, – слишком долго объяснять ей, что торпедные и малые ракетные катера, построенные с превалирующим использованием углепластиков и «стелс-технологий» на радарах не видны или видны очень плохо.
– «Багира»! – обратился к девочке "Штырь", не отрываясь от смотрового щитка. – Глубины какие?
– Прямо под нами три тысячи двести, – с готовностью отозвалась та. – Уменьшается медленно, но уверенно. Уже в районе трёх тысяч ста.
– Хоть это хорошо… – пробормотал едва слышно парень.
Кирсанова уже вовсю занималась ранами «Андромеды»: Лера, морщась, пыталась сидеть на стуле смирно, а Васильев с интересом приглядывался к работе «Гюрзы». Пора бы и мне заняться делом…
Так, где у нас тут борьба за живучесть…? Ага, вот он: местный аналог пульта общекорабельных систем. Где-то тут должна находиться аварийная… ага, вот она: крайний пост контроля с индикацией по отсекам. Такой же сенсорный жидкокристаллический экран, то же управление через меню. Архитектура последнего – простая, как три копейки. Так… аварийная партия… какая, к дьяволу, аварийная партия, если экипажа на борту нет? Автоматическая система пожаротушения… хорошо, будем иметь в виду, но сейчас нам не нужна. Система предотвращения возгорания топлива: полимеризация разлитой соляры абсорбентом. Тоже хорошо, но сейчас без надобности. Ага, вот оно: устранение затоплений. Насосы… управление аварийными насосами, насосы перегонные в уравнительных цистернах. Хм… интересно… судя по всему, остались действительны предыдущие операции, проводимые экипажем линкора: в носовых, средних и кормовых цистернах в наличии вода. Причём, как по правому, так и по левому борту. И, да: есть отчёт ремонтных бригад и аварийных систем. Есть незначительные пробоины ниже ватерлинии и затопление отсеков, но угроза распространения минимальна: повреждённые отсеки опечатаны дистанционно, открыть возможно только в доке.
Значит, запускаем аварийные насосы и откачиваем воду из машзала: это – раз. Второе: запускаем перегонные насосы цистерн и откачиваем воду из носовых уравнительных: это – два. В кормовых плещется по несколько сотен тонн: пусть себе плещется. В данном случае, нам это только на руку. Кормовая часть в шторм должна быть чуть тяжелее носа, чтобы гребные винты постоянно оставались в воде и при качке не обнажались. И пусть они находятся на глубине десятка метров с гаком: волны и качка порой превышают это значение. За бортом уже далеко за шестой балл.
Операционная система на бортовых компьютерах оказалась ещё более простой, чем в моём КПК. Всё рассчитано а) на идиота; б) на ведение активных действий в условиях цейтнота; в) на ведение идиотом активных действий в условиях цейтнота. Всё просто, топорно, без изысков. На чьём ядре базировалась операционка и какой архитектурой располагала – для меня осталось тайной, покрытой предвечным мраком. Да и какая разница, если всё работает штатно (или почти штатно)? Для меня, как для стороннего пользователя, важно, чтобы я ткнул пальцем и оно заработало. А уж какие транзисторы в этот момент открыты/закрыты, какая там проходимость электрических цепей, какое сопротивление на камне процессора или какая разрядность у операционной системы – это уже, с позволения сказать, факультативно. Так сказать, в свободное от спасения время.
На переборке за постом живучести ожил терминал внутрикорабельной связи:
– Машинный зал – мостику, – голос, однозначно, принадлежал «Литере». – Осмотрели инженерную палубу, больше затоплений нет. Корпус цел, вода не пребывает. Возможно, кто-то пытался затопить корабль: немного подкапывает из кингстона.
Я подскочил к аппарату и зажал кнопку передачи:
– На детекторе кто-нибудь есть?
– Никого, – последовало в ответ. – Во всяком случае, в нашей части судна.
Спрашивать идиотские вопросы «Что, совсем нет?» я не стал. Не до шуток было, если честно.
– Сейчас пойдём к запасному мостику. Возможно, там жива аварийная радиостанция. Обороты двигателя выставлены и зафиксированы.
– Хорошо. Уходите оттуда, аварийные насосы запущены.
Я уже собирался вернуться к нашим водокачающим баранам, но на связь по внутрикорабельной вышел «Полимер»:
– Вам это не понравится, – безо всяких экивоков рёк он. – Пост гидроаккустиков затопляет, и довольно серьёзно. Не в текущих условиях остановить это. Двери мы задраили, но лучше нам ни во что больше не врезаться.
– Понял тебя, – отозвался я. – Выметайтесь оттуда. Пока и вас не затопило.
– Уже бежим.
Двигатели – есть. Курс по ветру – есть. Корабль в движении – есть. Откачка поступившей воды – есть. Радиосвязь – ни хрена нет. Значит, план «Б», который придётся придумывать на ходу.
Достать подпространственный передатчик, сообщить нашим, что дело пахнет керосином… если уж не смогут нам помочь, то, хотя бы, будут знать, что с нами происходит. Под нами – три километра глубины. Даже, если мы запрёмся в самом защищённом отсеке линкора, идущего ко дну, нас не вытянут: ни одна спасательная техника не погрузится на такую глубину. Я уже молчу о том, что ни один спасательный колокол не сможет состыковаться с комингсами корабля неизвестного проекта (могу поспорить, что их вообще не предусмотрено: это же не подлодка).
Но мне не дали даже открыть рюкзак: ожила внутрикорабельная связь.
– «Шаман», мы на месте! – это уже "Раптория". – Запасной мостик наш! Есть энергоснабжение и освещение, можем отсюда управлять кораблём.
– Рация жива? – первым делом поинтересовался я.
– Вдрызг, – огорошила меня девушка. – Тут даже включать нечего: связи нету.
– Охеренно… – это я уже бросил себе под нос, не адресуя никому конкретно.
Но передатчики так и не дождались меня. Идиллию начавшего входить в рабочее русло шкварочного абандона прервал растерянный голосок «Багиры» от пульта навигационных систем:
– О-оу… – нервно сглотнула она. – Ребята! У нас… проблемы!
– По существу! – перебил её я.
Когда управляешь (точнее, пытаешься управлять) сверхтяжёлой махиной водоизмещением сотни тысяч тонн – непозволительная роскошь тратить время на излишние литературные финты языком. Для этого есть более миролюбивая и ламповая обстановка. Все команды должны быть переданы коротко, чётко и информоёмко. С небольшими пояснениями для особо одарённых.
– Впереди что-то есть! – «Багира» с лёгким недоумением в голосе повернулась ко мне. – И быстро приближается!
Собственно, на этом навыки девочки закончились. Без обид: руку набила она хорошо. За эти два месяца научилась стрелять довольно сносно. Почерпнула в свои годы столько, что некоторым и к концу жизни не набраться. Но вот с навигацией она не сладила: «навести шухер» – это всё, что «Багира» может. Больше от неё пользы нет.
Это я додумывал, когда прыжком подскочил к ней за спину и настойчиво, но нежно, отстранил девочку от пульта.
А вот мне, пользующемуся знаниями и памятью Нергала, да кое-чему научившемуся в рамках «самостоятельной боевой подготовки», хватило лишь трёх секунд, чтобы понять, во что мы влипли.
– "Штырь"! – рявкнул я. – Право руля, на три румба!
– По-русски! – лязгнул в ответ парень. – Я ни хрена ни разу не шкипер!
– Руль вправо, правь строго на восток!
– Пояснил, млять… – процедил сквозь зубы он. – Компас щас блеванёт от таких оборотов…
– Сорок пять градусов вправо! На полтора часа!
– Так бы сразу…
А случилось приблизительно следующее. Часть экрана радара закрыта непроглядными помехами: там вообще ни хрена не разобрать, что происходит. Просто половина обзора закрыта тёмным маревом смутного происхождения и неустановленной природы: справа и слева от нашего борта, на удалении в дюжину кабельтов, начинается сплошная завеса. Позади нас обзорность хорошая: видно километров на тридцать-сорок. Впереди тоже хорошо: примерно столько же. Но вот по бокам – хоть убейся. Такой вот «коридор», по которому мы и следуем, тщетно пытаясь удерживаться по ветру.
Два десятка кабельтов – довольно узкий коридор. У «Юрия Долгорукого» один только радиус циркуляции ничуть не меньше. Пространство для манёвров существенно ограничено. Но если мы не отвернём, то столкнёмся с судном, идущим встречным курсом, пусть и не очень весомой скоростью.
Прямо по носу на радаре нарисовался силуэт плавсредства: относительно нашего корабля довольно малый, но, в то же время, имевший свои габариты.
Интуитивно ткнуть пальцем в точку на радаре: тут же на экране разворачивается окно с легендой. Корвет «Подветренный». Тут и без подписи понятно, чьей принадлежности судно. Вот только… что-то показалось странным и мне, и Нергалу. Как только "Штырь", выполняя команду, отвернул судно с курса, встречный корабль перелёг на другой галс. Даже сейчас он шёл курсом перехвата. С одной стороны, это объяснимо: судно могли послать нам на помощь. Но с другой стороны, боевой корабль, в Японском море, да ещё и в условиях шторма, идущий на перерез курса? Ни один здравомыслящий капитан не подставит свой корабль под дуру, превосходящую водоизмещением десятикратно, да ещё и в шторм. Значит, надо бить тревогу.
– Васильев, – пора принимать решения с ходу. – За вооружение.
На меня посмотрели, как на идиота.
– Пульт управления вооружением, быстро! – гавкнул я.
Объяснять времени нет. Лучше потом расписаться в остром приступе паранойи, чем локти кусать от досады.
«Штепсель», косясь на меня, как на нездорового, встал за пульт и разблокировал панель ввода команд, опустив большой Т-образный рычаг с пометкой «блок» до упора вниз.
– Главный калибр заряжен?
Парень скосился на экран своего поста.
– Все четырнадцать башен, – подтвердил он. – А ещё противоминный калибр.
– Чем забиты?
– «Крупные» стволы – фугасными. «Мелкие» – бронебойными.
– С захватом и поводкой цели разберёшься? – спросил я в лоб.
Тут даже Лера перестала морщиться под чародействующей над нею Алиной.
– Должен разобраться, – мрачно констатировал парень.
– За работу.
Нехорошие предчувствия начали плавно перетекать в хтонический трындец. Меня начал колотить адский мандраж: будто с секунды на секунду должен произойти какой-то непоправимый трэш, чреватый очень большими неприятностями. И, что самое страшное, с этим был солидарен Нергал. А это уже весомый аргумент.
В этот момент на мостик вломились запыхавшиеся «Астория» и «Полимер».
– Вы двое, – я не дал им даже отдышаться. – Бегом на запасной мостик. Там «Медвед» с девчатами заправляет, поможете ему. И вообще! – меня «осенило». – Все дуйте на запасной мостик. Тут остаётся только… «Штырь», «Андромеда», «Штепсель» и я. Остальные – бегом на ЗКП!
Запасной мостик – самая защищённая часть любого боевого корабля. В случае уничтожения или тотального повреждения ходовой рубки и боевого поста управления именно с него будет осуществляться командование всем боевым кораблём вплоть до выхода из боя: победы или гибели судна. Самая защищённая часть должна обеспечить максимальный уровень защиты для личного состава. В бой вступать я не планировал, но, если что-то подобное начинает маячить на горизонте, то лучше перестраховаться. Один я точно не управлюсь, но мне будет легче, если буду знать, что остальные в безопасности.
– Бегом, нах! – рявкнул я. – Сейчас может начаться мясо!
Повторять трижды не пришлось. Поняв, что что-то идёт не по плану, ребята сами начали покидать мостик. Даже до «Багиры» дошло, что лучше подчиниться: бросив на остающегося у штурвала "Штыря" многозначительный взгляд, девочка убыла из рубки вслед за остальными, последней покинув пост. Даже Кирсанова, отложив на стол радиста «медицину» гоа`улдов, убралась прочь.
– И что за на хрен? – позволил себе озвучить вслух вопрос, когда за последним бойцом закрылась дверь.
– Наводи орудия, – приказал я. – Захват цели: корвет. Дистанция – двадцать пять тысяч, упреждение – три… четыре фигуры. Главный калибр – разверни все башни в сторону корабля. Задай угол возвышения стволам орудий.
Лера побледнела и, кажется, забыла, как дышать. Кирилл стал мрачнее тучи, но подчинился, принявшись копаться в настройках системы наведения, а "Штырь" сильнее стиснул штурвал в руках.
– Приближаемся к краю штормового фронта, – констатировал последний. – Вижу проблески на горизонте.
Хорошо, если так. Ибо в противном случае принимать бой в условиях шторма совсем не улыбалось…
– Теперь плюнь на волны, – отозвался я. – Держись так, чтобы корвет был на десять-одиннадцать часов от тебя.
– Это мы можем, – бросил парень, выворачивая штурвал в свободное вращение.
А я судорожно соображал, что делать дальше.
С одной стороны, капут очевиден: если у носителя и его симбионта начинается тревога, значит, они правы, грядёт нечто нехорошее. С другой стороны, чем корвет может угрожать «Юрию Долгорукому», когда тот минимум в десять раз крупнее, не говоря уже о вооружении? Только, если корвет ракетный… но, буде так, «Подветренный» не стал бы подходить близко, да ещё и на малой скорости, да ещё и на перехват. Он бы просто засандалил ракетами. Что-то тут нечисто… и я в упор не мог понять, что именно.
Хотя, очевидно одно: «коридор», представлявший собой наше направление, был слишком… необычным. Лично я ещё ни разу не слышал, чтобы радары в открытом море так себя вели. Они или показывают всё, или не показывают ничего. А тут – половину поля зрения они отобразить не могут, зато вторая половина – ну чисто аллея. И мне очень не понравилось, что на этой аллее кроме нас есть ещё кто-то. Прямо как маньяк в вечернем парке.
– Цель захвачена, – сухо произнёс Васильев, отстраняясь от пульта поста управления вооружением. – Орудия главного калибра развёрнуты в сторону корвета.
Я молча снял дальнобойный бинокль со своего дежурного места за постом навигатора и прошёл до передней стенки ходовой рубки. Дождь и впрямь начал затихать: водосгонка активно елозила по ветровым стёклам смотровых щитков, так что видимость была в пределах допустимого. Хватит, чтобы с высоты нашей колокольни разглядеть цель. Если я вообще её увижу…
Ага. Увидел. И в особом экстазе от этого не пребывал.
Носовая часть корвета в виде бака и полубака представляла собой скудное в плане оснащения пространство: башня главного калибра, вероятно, не превышавшего сто тридцать миллиметров, и несколько стволов противоминного калибра. Палубная надстройка с антенными мачтами и ходовой рубкой разграничивала палубу на две неравные части, куда более крупной из оных значилась задняя. Вот на ней–то, скрыв под собой всю палубную утварь и установки, включая торпедные аппараты и крышки люков ракетных контейнеров, взгромоздилась невиданных размеров аморфная субстанция, издалека смахивающая на хомячка–переростка. Только «хомячок» был лишён черепной коробки как таковой, пастью впился в палубную надстройку в районе рубки, а вместо лапок имел арсенал разнокалиберных щупалец или хвостов, оными на манер вёсел бойко орудовал по воде.
Ныне корвет «Подветренный», лишённый команды и собственного управления, под эгидой чужеродного организма на весьма шустрой скорости чесал в нашу сторону. Судя по всему, именно это предчувствовали мы с Нергалом.
– Приготовились к перехвату, – я отставил ненужный мне больше бинокль и вернулся за пост навигации. – Боевая тревога. Всем приготовиться к боевому столкновению на поверхности. По местам стоять. Системы вооружения к бою. Торпедно-минное – заряжай. Система ПВО – к бою. Главный калибр – фугасным. Залп по команде. Изготовиться к скоростной стрельбе.
Слишком долго вводить ребят в курс дела. Надеюсь, хотя бы, засевшие на запасном мостике не будут мне мешать: корабль может управляться одновременно из двух мест сразу. Ну, в конце концов, с нашими – "Раптория", а уж она-то, надеюсь, догадается, что я не вола гонять собираюсь.
– Система ПВО не отвечает, – сухо доложил Васильев. – Нет ответа от станции воздушного дозора. Наведение орудий ПВО невозможно. Торпедное вооружение заблокировано. В наличии только главный и противоминный калибр.
Хреново. Но лучше, чем совсем ничего. Да и, если подумать, не такая уж от торпед большая польза в шторм, когда высота волн превышает высоту палубы корабля. Пусть шторм и стихает.
Из-за своих габаритов башни главного калибра в мгновение ока на цель не могли навестись. Автоматы прицеливания уже давно рассчитали дистанцию до появившегося на горизонте корвета, и ввели все необходимые поправки, а вот сервоприводы башен едва поспевали наводить орудия на цели, хотя угол возвышения был задан практически сразу же. Скорость поворота была небольшой: градуса два-три в секунду. "Штырю" приходилось выигрывать время, выписывая пируэты на воде и нарушая прямолинейность движения: так по силуэту линкора было труднее попасть. Когда сведение закончилось, линкор развернулся к корвету полным левым бортом.
А я в последний раз прикинул по легенде наши позиции перед залпом. Благо, что те выводились над всеми метками на радаре: боевой курс, скорость, ветер, направление и сила последнего, и так далее.
– Носовые – товсь! – скомандовал я. – Всем башням: направление триста сорок восемь, дистанция – пятнадцать тысяч, цель – корвет. Пристрелочным, по готовности, пли!
Через секунду одна из пушек носовой башни главного калибра расцвета колоссальным цветком: из дула на десятки метров вылетел и мгновенно разросся огненный шар, на долю секунды ослепив всех, кто смотрел в сторону носа. Дикий грохот выстрела был слышен даже сквозь звукоизолирующую обшивку рубки, но энергия отдачи, как это ни странно, даже не заставила корабль вздрогнуть. По крайней мере, на ходу я этого не почувствовал.
Скорость снаряда – около километра в секунду. Чтобы двухсот тонное орудие, выплюнув двухтонную болванку на такой скорости, не развалилось само и не разнесло отдачей всё вокруг, инженер должен упороться мухоморами так, чтобы проектировка корабля велась под сильнейшим приходом. Однако через пятнадцать секунд Васильев доложил:
– Фиксирую попадание видеокамерой наружного обзора. В районе полубака.
– Первая башня! – отозвался я. – Перезарядка. Вторая башня. Без упреждения – залп всеми стволами по наводке первого выстрела. Огонь!
Не прошло и пяти секунд, как из трёх гигантских стволов повёрнутой в сторону приближающегося корвета башни с втрое усиленным рёвом гаркнули огненные гарпии. Три двухтонные болванки на скорости, в три с половиной раза большей скорости звука, под давлением в четыре тысячи тонн ринулись навстречу лакомой добыче. Корвет не выглядел грозной целью.
А теперь то самое «но». Хоть и дала залп целая башня ГК аж целого линкора, но шесть тонн стали не много и не мало, попали в тело этой самой твари, огромным уродливым клубком зацепившейся за корвет, и прошили её навылет. Не причинив тем самым, по-видимому, ровным счётом никакого хоть, сколько бы то ни было, значимого для неё урона. Значит, выбора нет: надо топить корабль.
– Проклятье… – не выдержал я. – Четвёртая и шестая башни! Залп с упреждением, цель – броневой пояс и уровень ватерлинии.
Судя по тому, как «Штепсель» быстро метнул взгляд на меня, тот подавился целой массой эпитетов.
– И как ты себе это представляешь, ядрён-батон? – пробормотал он, начиная свистопляску с наведением стволов. – Я на такой дистанции едва могу предсказать курс цели. Какой тут, к хренам собачьим, огонь по ватерлинии?
И вновь адские клетки выпустили на волю стаю смертоносных фениксов. И если от полного залпа второй башни даже на мостике почувствовали лёгкую дрожь от неимоверной отдачи пятисотмиллиметровых орудий, то от двойного выстрела сразу шестью стволами содрогнулся решительно весь линкор.
Меньше пятнадцати секунд прошло, когда свежеиспечённый наводчик идущего на перехват линкора доложил:
– Множественные попадания по бронепоясу. Два снаряда упали ниже ватерлинии, повреждений наблюдать не имею возможности.
Но даже отсюда было видно без бинокля, что урон был нанесён: корвет начал источать небольшие, но иссиня-чёрные клубы дыма, начинающие валить откуда-то из-под полубака.
– Остальным башням, – пора кончать этот кордебалет. – Полный залп всем бортом!
Фраза едва была закончена.
Подобно взмывающей ввысь стае перелётных лебедей, из своих темниц вылетели десятки падких до халявных смертей грифонов, в остервенелой жажде крови ордой ломанувшиеся к одинокой цели. Корабль не просто сотрясло: казалось, ещё бы чуть-чуть, и линкор развалился бы от такой отдачи, а экипажу гарантирована икота до конца своих дней. Однако не лопнули даже стёкла на ходовой рубке, а через десяток с небольшим секунд «Штепсель» доложил:
– Множественные попадания. Корпус корабля повреждён, распадается на фрагменты, корвет набирает воду.
Впрочем, это было видно и без комментариев. Даже без бинокля я видел, как надломилась горящая носовая часть сторожевика, а всё ещё продолжавшие работать гребные винты несли тяжёлую тушу корабля вместе с инородной тварью, присосавшейся к мачте, на нехотя погружающуюся под воду часть корпуса.
– Всем успевшим перезарядиться орудиям! – бегло бросил я. – Огонь по органике, остальным башням – в порядке перезарядки по одному прицельному залпу по твари!
Носовая башня первая откликнулась на призыв, тремя последовательными залпами отправив по существу, так и не отцепившемуся от тонущего корвета, три двухтонные стальные дуры. За ней последовал и остальной крупнокалиберный оркестр палубной артиллерии. В течение пары минут все восемь башен главного калибра, сумевшие повернуться в сторону цели, изрыгали из себя смертоносную песнь войны.
Снаряды прошивали тварь навылет, пролетали ещё несколько километров и шлёпались в воду, вздымая гигантские фонтаны, видные даже с рубки «Юрия Долгорукого».
Корабль медленно, но уверенно, шёл ко дну. Вес твари, прицепившейся на палубе, многократно увеличивал расчётный вес судна, приближая его к пороговому значению, и когда плавучесть оказалась меньше массы, корвет «Подветренный» стал погружаться, зарываясь носом в воду и кренясь на правый борт.
До какого-то момента так оно и продолжалось, пока гигантский «хомячок» не выполнил роль маятника и не перевесил баланс судна. В какой-то момент корабль резко накренился, рухнул на борт и перевернулся килем вверх. На полное погружение под воду у небольшого сторожевого корабля ушло меньше пяти минут.
– Слишком всё просто, – раздался в тишине мостика голос "Штыря". – Не могли мы так легко одолеть эту тварь.
– И не одолели, – процедил я. – Передайте нашим на ЗКП: всему кораблю приготовиться к отражению абордажа.
Краем разума я понимал, что сейчас может начаться что-то выходящее из разряда сельских сказок для детей. Но что именно – не знал.
Есть вероятность, что погружённая в воду тварь отцепится от затонувшего корвета и попытается прицепиться к линкору так же, как сделала это с «Подветренным». А в этом слу…
– Турбины на режиме! – бросил мне Васильев, одновременно мониторивший боевой курс и скорость корабля. – Достигнута максимальная скорость – полсотни узлов!
Полсотни?! Это же почти девяносто километров в час! Тогда, какая, в топку, разница между катером и линкором?!
И как он вообще может развивать такую скорость, если по самым скромным подсчётам водоизмещение никак не меньше ста сорока тысяч тонн?!
Не успел затихнуть первый голос, как его перебил второй, донёсшийся с динамика терминала внутрикорабельной связи:
– Слышу шум в воде, по курсу сто восемьдесят! – тишину мостика взорвал возглас "Раптории" с ЗКП. – Характер механический! Идёт с глубины, быстро всплывает. Идентифицировать не могу…
На радаре вспыхнула новая отметка: появилась из ниоткуда, прямо позади нас. И, что характерно, цель ни разу не меньше корвета.
– Орудийные башни по кормовому! – бросил я «Штепселю». – Фугасные заряжай!
Остальное уже адресовал нашему кормчему:
– "Штырь"! Постоянно меняй галс, убедись, что идёшь не по прямой, избегай предсказуемого курса!
– Это мы можем… – подленько хихикнул рулевой, закладывая резкий разворот.
– Дистанция до отметки восемь тысяч, – доложил Кирилл.
– Сопровождай её, – приказал я.
– Орудийные установки ещё не готовы. Успела перезарядиться только одна башня главного калибра, – беспристрастно сообщил он.
– Плевать. Успеем.
– Глубина сто метров, быстро всплывает, – это уже опять "Раптория". – Не могу определить боевые возможности противника!
– Цель огромная, – в эфир вклинился «Полимер». – Станция радиодозора сообщает, что силуэт цели чуть меньше габаритов линкора.
"Штырь" сдавленно крякнул. «Штепсель» удивлённо посмотрел на меня, подняв одну бровь. А «Андромеда» вообще выпала в осадок.
– Дистанция до цели четыре километра, глубина семьдесят метров! – доложил ЗКП.
Я посмотрел на Васильева.
– Глубинные бомбы тоже недоступны? – с пустой надеждой спросил его.
Парень молча покачал в ответ.
– Тогда – орудиям противоминного калибра и артиллерия второй очереди – взять цель на сопровождение, при первых признаках опасности –открыть заградительный огонь.
– Есть.
– "Штырь"! Заложи руль влево, вставай в циркуляцию. Достанем и это корыто, всем, что успеет перезарядиться!
– Вас понял, – подленько хихикнул рулевой.
По-моему, он псих…
– Цель достигла поверхности! – воскликнула по связи "Раптория". – Всплывает!
Я устало вздохнул. Сил практически не оставалось.
– Лево руля, самый полный вперёд, – выдохнул командой. – Орудия главного калибра и вспомогательная артиллерия, угол возвышения ноль. Рулевому лечь на курс двести семьдесят и так держать!
– Есть так держать, – подленько хихикнул за штурвалом "Штырь".
А за кормой, откуда ни возьмись, нарисовался самый, мать его за ногу раз так, натуральный линкор. Причём, линкор неслабый: лишь немногим уступивший «Юрию Долгорукому».
Леший 19.08.95-24.09.14
Kitten 17.10.70-24.05.19
Попов Александр Николаевич 01.01.49-22.08.23
|
|
|
|
|
|
Zhenya3383
|
Дата: Среда, 10 Октября 2018, 15:05 | Сообщение # 562
|
Гражданское лицо
Группа:
Пользователи
Сообщений: 34
Статус: где-то там
|
Офигитительно)))
|
|
|
|
|
|
Комкор
|
Дата: Среда, 10 Октября 2018, 21:38 | Сообщение # 563
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 526
Статус: где-то там
|
Цитата Zhenya3383 ( ) Офигитительно)))
Zhenya3383, изумительная рецензия) Коротко, по существу и информоёмко. Прямо как команда личному составу).
Леший 19.08.95-24.09.14
Kitten 17.10.70-24.05.19
Попов Александр Николаевич 01.01.49-22.08.23
|
|
|
|
|
|
Kitten
|
Дата: Среда, 10 Октября 2018, 21:45 | Сообщение # 564
|
Дух Атлантиса
Группа:
Свои
Сообщений: 7841
Статус: где-то там
|
Краткость - сестра таланта (с) 
Мир велик и тесен (с)
ШОК - это по-нашему (с)
|
|
|
|
|
|
Комкор
|
Дата: Понедельник, 15 Октября 2018, 12:04 | Сообщение # 565
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 526
Статус: где-то там
|
15.10.18.
"Короткая".
***
Ткнуть пальцем в силуэт цели на радаре, и сенсорный экран выводит легенду отметки. «Линейный корабль «Хьюга», проект «Исэ». Страна принадлежности – Япония, дата закладки – 15 мая 1915 года, спущен на воду – 27 января 1917 года, введён в эксплуатацию 30 апреля 1918 года».
Только, почему-то, в легенде отметки не упоминалось о том, что линкор, фактически, погиб 1 августа 1945 года, когда его посадили на мель после американской бомбардировки, и случилось это далеко не в Японском море, а в районе Курэ, у префектуры Хиросима. Что линкор делает в середине Японского моря, возле территориальных вод России – вопрос, требующий глубочайшего осмысления.
"Штырь" выписывал на воде такие па, что не снилось нашей сборной по фигурному катанию. Орудия едва поспевали наводиться на цель, а приборы на панели просто взбесились: двигатель выдавал сумасшедшие обороты. «Штепсель» разрывался на части, пытаясь успеть на всех фронтах, и играл на пульте вооружения, как Паганини на органе.
А я в темпе контратаки пытался сообразить, что нам теперь с этой дурью делать.
Дано: неустановленного происхождения органическая форма жизни, способная к разумным действиям. По другому никак не объяснить ассимилирование сначала корвета «Подветренный», а потом и линкора «Хьюга»: при детальном рассмотрении последнего явственно обозначились уже знакомые нам псевдо-щупальца, которыми тварь бойко орудовала на манер вёсел.
Задача: избавиться от этой твари, пока она не прицепилась к нам: а это уже чревато шашлыком.
Но вот тут меня начали терзать первые смутные сомнения.
Во-первых, «Подветренный», подбитый фугасными снарядами главного калибра «Юрия Долгорукого», затонул километрах в восьми от нас. Пусть ему на это понадобилась не одна минута, но «близким» расстояние по меркам гребца при всём своём желании не назовёшь. Во-вторых, линкор «Хьюга» всплыл позади нас на удалении в четыре тысячи метров: тоже, знаете ли, не в магазин за пельмешками сбегать. Расстояние между этими двумя точками чуть меньше двенадцати километров. Даже такая аномальная во всех отношениях тварь, как эта амёба-переросток, ассимилировавшая корабль, не могла бы добраться от точки А до точки Б за каких-то несколько минут. В этом случае, её скорость должна быть не меньше, а то и больше, чем у «Юрия Долгорукого». Тогда за каким хреном ей паразитировать затопленный корабль, подымая его из воды? Значит, это другая тварь. А это означает хтонический трындец. Если в одном квадрате их обнаружилось две, то кто сказал, что их не может быть больше?
Кстати, о птичках. А каким образом удалось поднять линкор со дна? Глубины под нами – в районе трёх тысяч метров. А масса корабля проекта «Исэ», если мне не изменяет моя литературно накачанная память, составляла что-то около сорока тысяч тонн, плюс-минус километр. Пользуясь своей аморфностью, заползла внутрь корабля и вытеснила своим телом воду? Другого объяснения нет. Иначе, придётся признать какую-то совсем неправдоподобную теорию о подвластной ей стихии воды или антигравитации, или ещё какой-нибудь антифизической вакханалии-магии.
Честно говоря, я не видел в «Хьюге» весомой угрозы. Да, линкор. Да, тяжелобронированный. Да, вооружённый донельзя. Но, извините, а) он погиб; б) он без экипажа; в) он существенно проигрывает в скорости и маневренности.
Ползя, как беременная черепаха, «Хьюга» едва поспевал за нами. "Штырь" уже заканчивал манёвр уклонения, перекладывая корабль на другой галс, а тварь на захваченном линкоре только приступала к своей «маневровой» гребле, пытаясь успеть за нами. Цель существа была видна: оно держало судно носом к нам, тщетно и безуспешно пытаясь нас догнать. Видимо, «Юрий Долгорукий» закладки последних лет был для неё более аппетитный, чем допотопный «Хьюга» полувековой давности. А, может, она за живыми охотилась… за нами, то есть.
Так или иначе, но стояла задача: не дать этой твари приблизиться к нам. И вот тут начиналась проблема. Разобрать «Хьюгу» на запчасти можно было бы запросто: но как противостоять такому существу, если подобная особь решит присовокупиться к нам с киля, на манер приснопамятного Кракена? Если честно, подобному меня научить забыли. Тут уже ни одна орудийная батарея не поможет. Останется уповать лишь на запас прочности и плавучести корабля. Воздушной системой высокого давления выплюнуть за борт всю воду, что у нас есть, максимально облегчить корабль и пытаться остаться на плаву, заперевшись внутри. По возможности – дать сигнал бедствия нашим, чтобы нас телепортировали… но это – по ситуации. Сейчас приоритет – корабль позади нас.
"Штырь" выкрутил руля влево и начал выравнивать линкор. «Хьюга» оказался по левую сторону от нас. Мы-то развернулись к нему всем бортом, а тварь на борту древнего корабля лишь начинала выгребать, стараясь развернуться к нам наперерез. На шум ориентируется, что ли?
«Штепсель», не дожидаясь приказа, отдал команду орудийным системам: главный калибр огрызнулся, выливая на противника десятки тонн высокоскоростной стали.
«Фугасные», – подумал я, глядя через смотровой щиток, как палуба и фок-мачта «Хьюго» занялись сатанинскими всполохами огня от попаданий снарядов. Несколько «болванок», конечно, ушло «в молоко», но учитывая нолевой опыт Васильева, как наводчика, процент попаданий просто космический.
Но с фугасными болванками не всё так просто. Да, они дают фееричные «вспышки»: основное их поражающее действие – взрыв и ударная волна, вторично – осколки. То есть, фугасное действие. Броневое пробитие, конечно, тоже присутствует, но это уже третично: исключительно за счёт массы и скорости снаряда. А этого едва-едва хватало, чтобы пробить старый, но крепко бронированный корпус и бронепояс «Хьюги». «Подветренный» потопить не в пример легче: у корвета и брони существенно меньше. У нас калибр главной артиллерии больше, чем толщина бронепояса кораблика. А вот у «Хьюги», хоть бронирование главного пояса и не превышало тридцати сантиметров, но, почему-то, пятисотмиллиметровые фугасные снаряды прошибать его не хотели.
«Минута на перезарядку», – подумал я, мысленно отчитывая секунды после полного бортового залпа.
Пользуясь затишьем в огне, заработал вспомогательный калибр. Десятки снарядов, от тридцати до ста пятидесяти миллиметров, обрушили на «Хьюгу» адский дождь из стали. Впрочем, практически не причинив кораблю повреждений. Разве что только, несколько снарядов попали по щупальцам твари, отчего ей, видимо, не сделалось приятно.
– Не трать заряды, – посоветовал я «Штепселю». – От них мало пользы, а расход – как при обороне Севастополя.
– Понял, – бегло бросил тот, не отвлекаясь от управления огнём. – Лучше придумай что-нибудь. Бесконечно бомбить эту скотину не получится.
– Уже придумал, – хмыкнул я. – После этого залпа – заряжай главный калибр бронебойными. Причеши её по носу. Если удастся уничтожить носовую часть корабля, он начнёт зарываться в воду: это увеличит лобовое сопротивление, твари будет труднее грести и снизит её скорость.
А меня абсолютно не вовремя посетила шальная мысль: а не с подобной ли тварью столкнулся «Юрий Долгорукий»? Ведь, если подумать, то "Штырь" обмолвился о габаритах: несколько десятков метров. Да не, вряд ли. Он же ещё сказал, что видел свет. Хотя, он же сказал, что свет ему показался…
А вообще, не кишит ли ими акватория? С одной стороны, бред бредом: такие существа науке неизвестны (в противном случае, о них хоть краем уха было бы осведомлено научное сообщество, а на уроках биологии им отвели бы абзац-другой в учебнике). Но с другой стороны, то, что мы увидели двух тварей в одном месте, не исключает на корню их многочисленность. С тем же успехом их может быть и пять, и десять, и сто.
Но тогда и тактика противодействия нужна кардинально другая. «Электроудочка»? Да, это было бы лучше всего. От бортовых трансформаторов вывести «фазу» на корпус, и «ноль» в воду. Нас, конечно, тоже поджарить может, но другой вариант – это отбиваться от этой скотины пожарными баграми и сапёрными лопатками, чему лично я, например, был бы не очень рад.
Главный калибр заряжен: автоматика выполнила вентиляцию каналов стволов орудий, опорожнив их от копоти и сажи недогоревших пороховых картузов безгильзовых выстрелов, и загнала новые заряды. Как я вижу со своего места, «Штепсель» зарядил фугасный снаряд и три картуза пороха в каждый ствол.
Не дожидаясь приказа – второй полный залп всем бортом. Вспышка от детонации высокоэнергетического порохового заряда (зуб даю: нитроглицериновый) чуть не ослепила повторно. Облако огня разрослось на добрые полсотни метров от дульных срезов орудий главного калибра, а дымовой завесы от залпа хватило, чтобы на несколько секунд полностью скрыть габариты нашего корабля.
– Теперь давай поменьше заряда, – озвучил я мысль. – Бронебойные – в казённик, и два картуза, если можешь управлять этим.
– Могу, – кивнул Васильев, не отвлекаясь от работы. – Есть по бронебойному и два картуза.
Как мне подсказывает память Нергала, прибывшего из той же реальности, что и "Раптория" (прибывшей из той же реальности, что и «Юрий Долгорукий»), пятисотмиллиметровые снаряды бронебойного типа для этого линкора – подкалиберные, в разгонных компрессионных пакетах, отделяющихся сразу после выхода из канала ствола орудия. Материал сердечника снаряда и без того прочнее броневой стали: собственно, на это он и бронебойный. Так ещё и масса в районе двух тонн, так ещё и скорость свыше километра в секунду. Тут усиленный заряд пороха только во вред: ещё на точности негативно скажется. Избыточное давление в канале ствола редко когда идёт на пользу.
– Тридцать секунд до конца перезарядки, – доложил «Штепсель».
"Штырь" держал корабль в циркуляции, стараясь обходить «Хьюго» против часовой стрелки. Дистанция до последнего удерживалась в районе трёх километров: этого хватало, чтобы я был относительно спокоен за манёвры. Даже имея под носом навигационный радар, я опасался подходить к надводным объектам близко.
Краем глаза зацепился за Шарапову: Лера растерянно сидела на своём стуле с самого момента обнаружения «Подветренного», и до сих пор ни словом не обмолвилась. Девушка пребывала в шоке: не каждый день находишься на мостике боевого линейного корабля, когда тот ведёт бой.
– Слышу шум в воде! – как гром среди безоблачного неба, надрывным криком прозвучал сигнал из динамика внутрикорабельной связи. – Прямо под нами! Быстро всплывает!
«Подавился матом» – самое точное описание моего состояния в ту секунду. Не хватало ещё одной твари…
– Перезарядка окончена! – выпалил «Штепсель».
– Огонь по линкору! – бросил я, и, дождавшись, пока все башни разрядят свои стволы по противнику, адресовал "Штырю". – Руль вправо двести! Лечь на курс 030 и валим отсюда на хрен!
– Есть «валим на хрен»! – подленько хихикнул рулевой.
Вступать в затяжные бои я не собирался: у меня другие планы. Пусть шторм остался позади, но морские сражения с неведомыми ёкарными тварями – это не моё.
– На радаре новая отметка! – голос "Раптории" подлил масла в огонь. – Под нами, глубина четыреста метров! Всплывает!
«Ой, мля-я-ять…!», – только и подумалось мне.
Глубинные бомбы – самое то для подобной цели. Но они, со слов Васильева, недоступны. Торпеды, даже, если бы и были в наличии, против глубоководных целей не годны: во всяком случае, если они не самонаводящиеся, скажем, на звук работы гребных винтов, двигателей или магнитное поле корабля.
Главным или противоминным калибром бить цель на таких глубинах бессмысленно: даже вручную наводить орудия нет резона. Значит, только ждать всплытия…
К «Хьюго» я уже потерял весь интерес. Последние два залпа разворотили ему корпус: какой бы аморфностью не обладало тело твари-амёбы, избравшей линкор в качестве своего панциря-экзоскелета, но полностью устранить затопления ей явно не под силу. Корабль начал зарываться носом в воду, а его корма воздымалась над кромкой воды, уже обнажив гребные винты, поросшие многолетним слоем водорослей и полипов.
Теперь меня больше заботила новая цель. Она – прямо под нами. Если всплывёт – то в непосредственной близости. А это означает, что, возможно, придётся её таранить. Линкор-то таран выдержит, но новые пробоины будут однозначно: как пить дать.
На экране радара действительно появилась новая отметка. Я уже опасался худшего: безэмоционально нажимая на точку цели, ожидал увидел в легенде какую-нибудь дьявольщину типа «Линкор класса Супердредноут», «Разрушитель планет» или вообще что-нибудь фееричное, типа той же «Звезды смерти». Но всё оказалось гораздо прозаичней: легенда гласила короткое «АПЛ «Анчар», проект 661».
Во мне горько хмыкнул Нергал.
«Каких-то семь тысяч тонн водоизмещения», – бросил он. – «Блоха на фоне нашего…».
«Ага», – хмыкнул в ответ я. – «Только подводная скорость превосходит нашу».
«Золотая рыбка», как «Анчар» прозвали во время постройки за непомерную дороговизну проекта, имел практическую подводную скорость в районе сорока пяти узлов: больше восьмидесяти километров в час. Но это – практическая. А сейчас я видел, что отметка «Анчара» стремительно вырывается из-под нас и выходит у нас по носу, хотя сам «Юрий Долгорукий» мчится со скоростью полсотни узлов. По данным навигационной системы, рассчитывавшей курс и скорость целей, «Анчар» шёл никак не меньше, чем на шестидесяти пяти – семидесяти узлах.
«Бред какой-то», – подумалось мне. «Единственный «Анчар» 661 проекта ещё в прошлом году утилизировали на «Звёздочке», а тут он целёхонький мчится под водой, что бесноватая кобыла с зарядом соли в окороке».
Но не только наличие самой ПЛ мне показалось непонятным. Субмарина всплывала с глубины 400 метров, но это предельная глубина погружения для лодки этого проекта. Она там находилась всё это время? Нет, вряд ли. Под нами глубина – три километра, да и просто физически не может там находиться корабль, в сентябре прошлого года разобранный на металл. Появилась из ниоткуда? Очередная аномалия? Не много ли их на нашем веку? Хотя, вспоминая слова Демиурга про напарницу "Лилит", продырявившую всю ткань Пространства-Времени навылет своими возвращениями во времени, можно объяснить и не такое…
«Млять!», – удивлённо подумал я, в очередной раз глянув на легенду отметки «Анчара». ПЛ уже была на глубине ста метров, и в километре впереди нас.
– Васильев! – это, однозначно, нехорошо. – Носовые орудия по курсу судна! Чем угодно заряжай, лишь бы быстрее!
Семидесятиметровая ПЛ линкору не помеха. Протараним – и не заметим. Но на всякий случай приготовиться стоит.
– "Штырь"! Право руля, уходи от цели!
– Я манал твою цель! – огрызнулся парень. – По носу туман в километре, ни хрена не видно!
Дерьмо? Несомненно. Абсолютное? Ещё то.
Поведение отметки, идентифицированной как ПЛ 661 проекта, не укладывалось ни в один из известных мне и Нергалу технических параметров субмарины. Ни одна лодка, даже обладая предварительно закачанным объёмом воздуха в систему высокого давления, даже по аварийному не может всплыть так быстро, да ещё и оказаться за километр перед нами. У неё скорость чуть ли не в два раза превосходит нашу, и это подводная! Аномалия? Да не то слово! В эту минуту я не очень и задумывался о её природе. На первый план выходили возможные боевые характеристики цели и способы противодействия им.
– Минута до перезарядки! – отозвался «Штепсель».
Я бросился к устройству внутрикорабельной связи:
– Кто-нибудь на запасном мостике! – зажал кнопку селектора. – Управлять скоростью хода можем?
– Можем! – заверила "Раптория". – «Медвед» с «Литерой» и «Гайкой» остались в машинном отделении!
Ни слова больше не говоря, я подскочил к навигационному столу и резко рванул машинный телеграф на себя в положение «самый полный назад».
Не прошло и нескольких секунд, как ожила связь:
– Стой! Так нельзя! – воскликнула та же "Раптория". – У гребных винтов выбег около минуты! Если сразу после размыкания трансмиссии подключить реверс и дать задний ход, ты разобьёшь весь валопровод и лишишь нас хода!
Точно. Она же на запасном мостике, а там вся входящая в исполнительные системы команда дублируется… видит, что я велел остановить линкор.
– Подключать задний ход можно только на спокойном винте! Иначе кавитацией лопастей разобьёт подвес винтов, а рывок масс уничтожит трансмиссию!
– Поняли тебя! – донеслось в ответ голосом «Медведа». – Пока что просто разомкнули валопровод. Потом подключим задний ход.
– Отставить задний ход! – я рубанул машинный телеграф в положение «стоп» и подскочил к переговорному устройству. – Раз такая жопа с движением, то и хрен с ним, к писюнам собачьим! На нейтральном остаёмся!
"Штырь" повернулся ко мне, весь взмыленный, будто вручную крутил рули, а не штурвалом:
– Дерьмо, старшой, – хрипло доложил он. – Корабль не слушается руля. То в одну сторону, то в другую кручу, а он всё курса не меняет.
«Вовремя остановиться велел», – подумалось мне первым делом.
«Видать, сгорел электрический привод штурвала на рулевые исполнительные механизмы», – подумалось мне вторым делом.
Благо, что я ещё не успел отбежать от «матюгальника» далеко, и зажал кнопку вызова:
– На запасном мостике! Попробуйте рулевое управление, есть реакция? Крутаните руля вправо!
А на экране радара «Хьюга» ВНЕЗАПНО растворился, будто и не было его никогда, а «Анчар» всплыл перед нами в полутора километрах, и, вроде бы, застопорил ход: дистанция до ПЛ сокращалась. 1400, 1300, 1200…
– Нет ответа от рулей! – доложила "Раптория". – Свободное вращение на пять оборотов, а рулей как будто нету!
– Командир, – мрачно констатировал "Штырь". – Прямо по носу. Кормовые сигнальные огни.
«Только этого ещё не хватало», – подумал я.
Ровно в том месте, где должна была всплыть бесноватая сатанинская подлодка, непонятно каким образом оказавшаяся перед нами, в опускающемся тумане зажглись зелёный и красный фонари: носовой и кормовой габаритный огонь. И, что самое поганое, тормозной путь у линкора – ни хрена не двести метров.
«Делаем ставки, господа!», – нараспев продекларировало моё Альтер-Эго. – «Врежемся или нет? Ставлю всё на «зеро»!».
«Ему обязательно тут находиться»? – поинтересовался симбионт, указывая на моё раздвоение личности.
«Не врежемся», – понял я. – «Лодка останется по левому борту, хоть и пройдём в притирочку». До того, как потерять управление, "Штырь" сумел отклонить корабль вправо сильней, чем требовалось. Теперь это давало нам шанс уйти от столкновения с целью.
А ещё было бы неплохо узнать, какого ляда тут вообще происходит.
Внезапно Лера громко вскрикнула и в ужасе закрыла лицо ладонями, резко вздрогнув.
От неожиданности подорвался и Васильев, а я машинально потянулся за оружием.
Насколько я помнил, Шарапова со школы боялась лишь одного: мышей и пауков. И если к мохнатым тварям до крыс включительно я относился нейтрально, то пауков, с%ка-бдь-нйх, я шугаюсь, как бес ладана! А, судя по тому, как съёжилась на стуле «Андромеда», где-то рядом с нами образовалась тварина ничуть не меньше легкового вездехода!
Но ни крыс, ни мышей, ни пауков, ни легковых вездеходов при беглом осмотре помещения центральной рубки я не увидел. Зато, стало понятно, чего так сильно испугалась Лера.
За окном всё ещё стояли сумерки: хоть шторм и кончился, и проблески света, нет-нет, да и проходили мимо нас, но полностью небо не очистилось, да ещё и корабль входил в зону тумана, лишённый управления, двигаясь по инерции. Поскольку на стёкла смотровых щитков периодически падала вода, приводы стеклоочистителей никто не отключал: щётки так и елозили по рабочим поверхностям, сгоняя воду для улучшения обзорности. Но, несмотря на это…
– …и кто мне скажет, что это за на ***? – крепко выругался "Штырь", скрестив руки на груди, продолжая смотреть куда-то вперёд.
«Это» – это самая натуральная, гадство, дьявольщина. Несмотря на активно работавшие приводы стеклоочистителей, сгонявших со смотровых щитков лишнюю воду, на стёклах всех без исключения щитков проявились группирующиеся в отдельные группы капли воды, формирующие изображение, до боли напоминающее скальпированный череп.
Может, и галлюцинации всё это, или разыгравшееся воображение, но отчётливо были видны лобные доли, глазные впадины, скулы, носовая часть лицевой пластины, челюсти… а если ещё учесть, что капли (каким-то неведомым колдунством остававшиеся на месте) перемешивались щётками «дворников», то создавалась иллюзия, что изображения живые и шевелятся.
Признаться, я и сам чуть не перекусил урановый лом, сами знаете чем. Так что, Леру трудно винить в малодушии: от такого и у подготовленного человека крыша поехать может.
А мой взгляд, случайно уроненный на навигационный стол, просто вверг меня в состояние, близкое к панике. Стрелка компаса вращалась так быстро, что перестала различаться. Это какое же электромагнитное поле вокруг нас, что такая херомантия твориться начала?
Даже Васильев замер в неподвижности над пультом управления вооружением, глазея на дьявольщину, вырисовывавшуюся на смотровых щитках перед нами.
И уж совсем подействовал на нервы стрекочущий звук внезапно заработавшего шифровального устройства, подключённого к уничтоженной радиостанции, на ленте которого начала появляться неспешно распечатываемая ТЛГ.
Васильев первым «отвис», и широко шагнул к Лере, ненавязчиво, но нежно погладив перепуганную девушку по плечу, перегнулся через неё и оторвал кусок ленты от шифратора. Выпрямился, нахмурился и повернулся ко мне.
– Что за на хер? – только и спросил я.
«Штепсель» был немногословен.
– «Прошу разрешения подняться на борт», – только и процедил он.
Уровень моей растерянности, наверное, не передаст ни одно литературное словосочетание в русском языке, а нелитературное использовать не могу ввиду контингента читателей: но, проверьте мне на слово, дорогие мои, в таком былинном ахере я ещё не пребывал. Даже «приговор», вынесенный мне, и «расстрел» не повергал меня в такую пучину непонимания.
Судите сами: диспозиция такова.
Лишённый управления сверхтяжёлый линкор, вышедший из зоны штормов, принявший скоротечный бой и тут же нырнувший в туман. Сатанинские твари, чьими тушами кишат местные воды, не дают спокойно расслабиться, в результате чего уже хренову тучу часов нервы у всех натянуты, как струны рояля. Позади – два уничтоженных корабля различного водоизмещения, и минимум две неопознанные твари размером с эсминец каждая, а впереди – всплывшая из ниоткуда подлодка, которая уже год как должна быть утилизирована, а по факту выведенная из эксплуатации ещё задолго до моего рождения.
И тут посреди этого б%№дского шухера на УНИЧТОЖЕННУЮ и ВЗОРВАННУЮ рацию приходит радиограмма, принятая и распечатанная аппаратом шифровки. «Прошу разрешения подняться на борт». Бред? Ещё какой. Клинический? Несомненно. Диагноз? «Галоперидол в студию»!
Леший 19.08.95-24.09.14
Kitten 17.10.70-24.05.19
Попов Александр Николаевич 01.01.49-22.08.23
|
|
|
|
|
|
шаман
|
Дата: Понедельник, 15 Октября 2018, 17:40 | Сообщение # 566
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 310
Статус: где-то там
|
Опачки... И кто же это? Только не отвечай)))
"Лишь две вещи бесконечны - Вселенная, и человеческая глупость, но насчёт первой я не уверен." - Эйнштейн
|
|
|
|
|
|
Комкор
|
Дата: Понедельник, 15 Октября 2018, 19:28 | Сообщение # 567
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 526
Статус: где-то там
|
Не буду) но очередная выкладка не за горами, там и все детали).
Добавлено (20 Октября 2018, 16:47)
---------------------------------------------
20.10.18. Вообще-то, бечено, но могут оставаться опечатки.
Хотя, какая, к дьяволу, разница, диагноз или бред? Неважно, каким образом, но личный состав, временно исполняющий обязанности экипажа линейного корабля «Юрий Долгорукий», получил ТЛГ с просьбой разрешить взойти на борт. По международным правилам мореходства – своеобразный жест вежливости типа стука в дверь и просто добрая древняя традиция.
Какая, к псам, разница, ввиду каких условий происходит это событие? У нас за бортом – аномалия на аномалии и аномалией погоняет. Разобраться невозможно не то, что без ста грамм, тут и целый галлон не помешал бы. То, что в сообщении значится фраза «прошу разрешения взойти на борт» и не значится «прошу оказания помощи» абсолютно не отменяет факта, что кому-то кроме нас может быть хреново.
Однако, хуже, чем нам есть сейчас, пожалуй, быть не может.
«Может», – припечатало моё Альтер-Эго. – «Если сейчас начнём идти ко дну».
Нергал в сердцах пнул Альтер-Эго и запихнул его подальше в руины сознания.
«Накаркай ещё, шизофрения», – пробормотал симбионт.
Так или иначе, в условиях творящегося хтонического абзаца решение принялось быстро.
– Разрешаю, – только и сказал я.
Это – ключевой момент.
Я только и сделал, что сказал «разрешаю», и «разрешаю» – всё, что я сказал. Судя по всему, это оказалось спусковым крючком для последующей вереницы событий, чуть не отправившей в дурку добрую половину отряда, и меня во главе.
Помещение Центрального поста, доселе наполненное рабочими звуками (шум волн за бортом; едва слышимый скрип щёток стеклоочистителя по смотровым щиткам; едва уловимое жужжание сервоприводов стеклоочистителей; лёгкий и не напряжённый гул вентиляторов) внезапно провалился в тишину.
Безмолвие, резко, как удар топора, опустившееся на мостик линкора, практически физически можно было ощутить почти любой частью тела. Давно знакомое по кошмарам чувство, когда хочешь совершить какое-то действие, но вокруг само пространство сопротивляется тебе. Нет, мы не замерли соляными столпами: но как будто само время замедлило ход, и повернуло назад.
Линкор, выходящий из зоны шторма и ныряющий в зону тумана (уже само по себе аномалия: редко встречаются условия, позволяющие соседствовать вплотную морской буре и морскому же туману), внезапно перестал раскачиваться. Ходуном корабль и без того не ходил: но сейчас движение судна стало прямолинейным и спокойным, будто на рыбацкой лодчонке вышли погулять по затону, а не на боевом линейном корабле вышли из шторма.
Туман, доселе сгущавшийся вокруг корабля, внезапно стал густым, как парное молоко, и облепил смотровые щитки мостика, отчего даже нос судна растворился в пелене. Даже ближайшие к нам палубные надстройки – башни главного калибра – и те стали виды едва-едва, а орудия оных и вовсе исчезли в дымке. В таких условиях, добавив потерянное рулевое управление, оставалось лишь молча ожидать удара в носовую часть, или надеяться, что «Юрий Долгорукий» всё же разминётся с «Анчаром», чем бы та отметка на радаре не была.
И в абсолютно безмолвной тишине, подобно ударам похоронного набата на колокольне, откуда-то из коридора-обстройки, раздалась серия ударов, будто бы кто-то и впрямь бил чем-то тяжёлым по металлоконструкциям.
«Удар».
Тяжёлый, глухой, затяжной, металлический звук.
«Удар».
Не как молот по наковальне, не как гаечным ключом по трубам, но как язык по юбке колокола.
«Удар».
Редкие, нечастые, неумолимо приближающиеся. С каждым разом, меж которыми проходило по несколько секунд, раздающиеся всё ближе и отчётливее, будто источник звука приближался.
«Удар».
Не похоже на кого-то из наших. Сейчас не та обстановка, чтобы заниматься подобной дребеденью. Даже, если кто-то решил, что называется, «приколоться»: извечный шутник "Штырь" и вечная шкодница "Раптория" до такого точно не опустились бы. Тем паче, что "Штырь" сейчас стоит позади меня, у бесполезного штурвала, а "Раптория" должна быть на запасном мостике.
«Удар».
И чувствовалось в этой поступи что-то… ненормальное. Аномальное, непонятное, потустороннее? Эпитетов можно подобрать бесчисленное множество. Но суть одна: даже Нергал во мне завертелся юлой от того, насколько неуютно ему стало. А ведь он раз в десять, а то и в сто постарше меня будет, и успел повидать некоторое дерьмо…
«Удар».
"Штырь", молча дотянувшись до своего автомата, практически без эмоций взял на прицел приоткрытую дверь в обстройку центрального поста, откуда доносились непонятные, всё приближающиеся звуки.
«Удар».
«Андромеда», бледная, как покойник, со слезами на глазах, застыв в страхе, смотрела на чернеющий за дверью проход.
«Удар».
«Штепсель», дотянувшись до своего автомата, последовал примеру "Штыря", отложив на стол радиста бесполезную более ТЛГ.
«Удар».
Последний шаг, донёсшийся из-за переборок, затих, нехотя замолчало эхо от последнего звука.
Сколько после этого прошло времени – не знаю. Может, секунда, пять или десять. А, может, и минута.
Дверь в коридор, тихо скрипнув на обильно смазанных солидолом петлях, отворилась, а «Андромеда», в истерике закрывшись обеими ладошками, беззвучно зарыдала, раскрыв ротик в немом крике: горло девушки схватили спазмы, отчего ни единый звук не смог покинуть его – вопль ужаса просто застрял в нём.
И, признаться, было, отчего…
За дверью, освещаемый лишь нашими подствольными фонарями, стоял персонаж, узреть которого можно было бы лишь под диким приходом, или в дешёвом фильме ужасов.
Высокая, свыше двух метров, фигура антропоморфного телосложения, косой сажени в плечах, молча шагнула в отворившейся проход.
«Удар».
Оказывается, этим звуком сопровождались его шаги.
В глаза бросилось облачение гостя.
Чёрная, в некоторых местах дырявая, фуражка с широким «аэродромом» и высокой тульей, с символическим козырьком. На тулье – кокарда в лавровом обрамлении. Не иначе, как принадлежность к высокому офицерскому званию. Вот только якорь на кокарде уже едва различим: покрылся толстым слоем окисла, как и сам знак различия.
На плечах – длинный, почти в пол, плащ в рукава, того же чёрного цвета, и его состояние ничуть не лучше, чем у фуражки. Положенные на рукавах нашивки по принадлежности к морским частям присутствуют, но вместо уставного золотистого цвета едва-едва отличаются по тону от плаща. От погон осталось одно воспоминание: какие-то ошмётки с ржавыми звёздами на них, соответствующие званию капитана третьего ранга, ещё держатся на плечах, но, видимо, ненадолго.
На ногах – тяжёлые объёмные прогары, видимо, подбитые подковками. Иначе невозможно объяснить такой гулкий затяжной звук при ходьбе гостя.
И всё было бы ничего, если бы только этим и ограничилась картина маслом.
Во-первых, как гость появился на борту всего через минуту после ТЛГ? Даже, если бы он попытался взойти на борт одновременно с всплытием той отметки, идентифицированной, как «Анчар». Ему бы физически не хватило времени.
Во-вторых, внешний вид гостя. Судя по всему, его как минимум протащили под килем, и, похоже, что не единожды.
В-третьих, сам гость, своим видом вызвавший истерику у Леры.
Видимая часть кожного покрова и мышечной массы подверглась изрядному разложению. Губ и щёк не было, как и языка, зубы виднелись вплоть до коренных, вместо носа – большой некроз, на скулах – следы очагов поражения, из всего лица виднелись лишь глазные яблоки без бровей и век, только без положенной белизны белка. Глаза мертвецки серого цвета, хоть чёрный зрачок и радужная оболочка прослеживались относительно внятно.
Руки, виднеющиеся из-под рукавов плаща, были скелетированы. Как минимум кисти рук не имели ни кожного, ни жирового покрова, а та немногая мышечная ткань, что наличествовала, была изрядно дублирована. Но ведь, чтобы ткани мумифицировались дублением, нужна особая обстановка, и это в принципе нереально для живого человека…
Впрочем, тут же пришло осознание истинного положения дел. ЭТО назвать живым человеком не представляется возможным ввиду абсолютной ненормальности явления.
Вошедший гость окинул помещение мостика взглядом (уже на одном только этом месте можно было отложить горку кирпичей размером с БелАЗ), окинул взором "Штыря", «Штепселя», закрывшем собой «Андромеду», и повернулся ко мне.
– Благодарю за любезное разрешение подняться на борт, – голос этого существа прозвучал как клёкот пополам с хрипом, будто бы говоривший набрал полный рот воды и полоскал горло, да ещё и мучился болями в гортани. – Без этого наше знакомство было бы… более удручающим, – добавил он, чуть фиглярски касаясь окостеневшими пальцами козырька своей фуражки.
Уже на этом момент стало понятно, что мы проиграем любую игру, навязанную нам, в одну калитку. Существо оказалось на борту раньше, чем угасло эхо от моего разрешения, и с ходу вычислило, кто, де-факто, старший: иначе невозможно объяснить, почему он обратился ко мне.
А, раз так, то можно смело убирать оружие. Оно нам не поможет. Против паранормальной хрени оно бесполезно, увы. Серебряные пули на складе я запросить не удосужился (считать сарказмом).
Почему-то, от вошедшего не пахло мёртвым. Однозначно, он пах чем угодно, кроме мертвечины. С ходу чувствовался застоялый запах солей, железа, затхлой воды, табака (?!), но мёртвой плотью от него не веяло. А уж я, поверьте мне, дорогие мои, этот запах теперь не забуду никогда. Ошибиться проблематично.
Полуживой разложившийся труп? Да, это он.
Стоит перед нами, пытаясь разглагольствовать? Несомненно, именно это и делает.
Самостоятельно передвигается, имея поражения тканей, даже теоретически несовместимые с жизнью? Абсолютно так точно, именно это мы и наблюдаем.
Существует перед нами в материальном плане, нарушая все мыслимые и немыслимые законы физики, биологии и мироздания? Конкретно это сейчас и происходит.
Первый порыв – взять да и высадить в гостя весь носимый боекомплект к АК-120 – подавлен. Что толку, если его нашпиговать свинцом и томпаком? Если он перемещается при отсутствующих или мумифицированных мягких тканях и общается при отсутствующем речевом аппарате, то вряд ли ему повредят несколько сотен сверхскоростных кусочков оружейной стали и меди со свинцом.
Второй порыв – взять да и проснуться у себя в отсеке, в обнимку с блаженно наслаждающейся напарницей, под уютным одеяльцем – провалился. Как ни силился я сбросить с себя наваждение, увы: тщетно. «Это не сон», – мрачно резюмировал Нергал. – «Это какая-то аномалия».
Третий порыв – абстрагироваться от всего, отрешиться от всех и в спокойной обстановке проанализировать творящийся 3,14сец – воспринят как наиболее конструктивный. Что толку в панике метаться, пытаясь решить несуществующую проблему? Прежде решения, необходимо в оной проблеме разобраться. А сделать это можно на холодный ум, трезвый расчёт и вменяемую память.
Я опустил автомат. Пусть он и внушал мне некоторую уверенность в (как минимум) уравновешении чаш весов, но, де-факто, мало чем поможет. До меня дошло с ужасающей истиной: с ЭТОЙ аномалией тупой огневой мощью совладать не получится (как выяснилось чуть позже, оказался прав на все сто сорок шесть процентов).
Шагнул к вошедшему гостю, на поверку оказавшемуся выше меня на две головы, и, понимая, что творю абсолютно несусветную дурь, протянул облачённую в полуперчатку руку:
– Младший лейтенант «Шаман», – представился я. – Временно исполняющий обязанности командира экипажа линкора «Юрий Долгорукий».
Только, когда на моей ладони сомкнулись костлявые объятия оппонента, до меня дошло, как я лохонулся. Но сделанного уже не воротишь: скрипя голосом, существо передо мной представилось в ответ.
– Многие зовут меня Перевозчиком мёртвых, – усмехнулся безгубым ртом гость, пожимая мне руку в ответ. – Можно сказать, что я и есть сама Смерть.
Добавил он, широко улыбаясь лишённым кожи и мышц черепом.
***
«Мне кажется, этого кадра мы уже встречали», – пробормотал внутри Нергал.
Спорить с симбионтом я не стал: в моём сознании сейчас со световой скоростью вращались шестерёнки, ломая друг другу зубья и приводы, пытаясь переварить творящийся кабздец и найти из него выход. Получалось, на удивление, хреново.
– Многие зовут меня Перевозчиком мёртвых, – усмехнулся безгубым ртом гость, пожимая мне руку в ответ. – Можно сказать, что я и есть сама Смерть.
Добавил он, широко улыбаясь лишённым кожи и мышц черепом.
В углу помещения, за постом радиста, пыталась заверещать в истерике Лера: тщетно. Спазм настолько сильно сдавил горло девушки, что только сиплый беззвучный стон ужаса вырвался из груди «Андромеды». На последних словах вошедшего «Штепсель», доселе державший автомат на предохранителе, тихо щёлкнул переводчиком огня, разблокировав ударно-спусковой механизм. Оружие и без того смотрело на гостя, но теперь намерения Васильева были очевидны даже для дауна.
С другой стороны, для нас это крайне негостеприимно. Сами же разрешили подняться на борт (а в том, что это запросило именно это существо, я не сомневался), и сами же держим на мушке.
Существо отпустило мою руку и прервало неловкое молчание:
– Не могу не отметить вашу решительность, как экипажа, – рёк гость, обводя взглядом нашу четвёрку. – В особенности, если учесть, что к подобному не готов никто из вас.
– Даже так? – мне хватило наглости (или смелости?) говорить с Перевозчиком, кем бы он ни был, без особой дрожи в голосе. Дерзости мне всегда было не занимать: но вести диалог с тем, кто назвался Смертью (да и выглядит соответственно)…? – Таки-известно, кто к чему готов?
Перевозчик посмотрел на меня.
– Мне известно о вас всё, мой юный друг. Ровно с того момента, как вы впервые ступили на палубу этого корабля.
«Зацепка!», – взвизгнуло подсознание.
Смерть – как персонифицированное воплощение. Знает о нас с того момента, как мы впервые взошли на борт. Впервые мы взошли на борт после боя линкора с рейфами. Предыдущий экипаж погиб. Забрал ли его этот Перевозчик мёртвых? Или он явился конкретно по наши души? Значит, нам хана? Или мы уже мертвы? Вообще, что с нами, ёрш твою мать?!
– Должен отдать тебе должное, парень, – клацнул зубами скелет в плаще. – Командовал ты, как и подобает молодому офицеру. Дерзко, решительно. Решения принимал молниеносно. Тупил, конечно, но для твоего уровня – недурно.
Перевозчик повернулся к "Штырю", вслед за мной опустившему свой автомат.
– Твои навыки кормчего оставляют желать лучшего, – прохрипел он. – Но, если не придираться к мелочам, с задачами рулевого ты справился. Встав в первый раз за штурвал судна, так прочувствовать свой корабль… не могу не похвалить тебя.
– Да я и сам в шоке, – доверительно сообщил "Штырь".
– Но этого недостаточно.
Фраза прозвучала подобно росчерку молнии в погожий денёк.
– Ты пришёл за нами? – спросил я в лоб. – Или за кем-то конкретным из нас?
Перевозчик подошёл к навигационному столу, лязгая подковками на прогарах, и, окинув взглядом экран радара, рёк:
– Если бы ты, как командир, допустил хоть малейшую ошибку за сегодняшний день, я бы явился за всеми вами.
Вроде бы, и прозвучало безобидно, не как угроза, но всё едино заставило подобраться.
– Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения, – скелет поднял взгляд в сторону смотровых щитков, где за туманом еле-еле прослеживались приближающиеся габаритные огни «Анчара». – В этот раз я пришёл не забирать ваши жизни, а увести их отсюда.
Так-так-так… А вот это уже пахнет не только керосином и лигроином, но и более горючими фракциями…
– Ой ли? – с толикой сомнения в голосе переспросил я, не имея целью поддеть собеседника. – В таком тумане нас можно увести лишь до первой отмели.
Обойдя навигационный пост, Перевозчик подошёл к штурвалу, откуда благоразумно отскочил "Штырь": парень присоединился к «Штепселю», что закрывал собою «Андромеду», так в ступоре и сидевшую за постом радиста.
Костяные пальцы скелета с лёгкими щелчками кастаньет легли на штурвальное колесо, а корабль ВНЕЗАПНО получил едва ощутимый толчок: начался разгон. Но какого, мать твою, хрена, если машинный телеграф молчит, а я даже и не думал отдавать команду на инженерную палубу?! Неужели "Раптория" за меня постаралась? Нет, точно не девушка. Машинные телеграфы синхронизированы: если б с запасного мостика поступил сигнал, мы бы его приняли. Или «Медвед» решил заняться самодеятельностью?
Гость выкрутил штурвал вправо, а габаритные огни «Анчара» стали смещаться в левую сторону: линкор отворачивал от неумолимо приближающейся ПЛ.
– Это мой корабль, – кивнув в сторону играющего габаритными огнями подводного крейсера, произнёс Перевозчик. – Он выведет вас, будет маяком.
– Тогда, кто будет маяком для того корабля? – шёпотом поинтересовался у меня "Штырь".
– Корабль, предназначенный для подводного плавания, как нельзя лучше подойдёт на роль судна проводки в условиях путешествия по изнанке мира, – если скелет и расслышал вопрос парня, то не подал тому вида.
– То есть, ты – лоцман? – уточнил я для пущей прозрачности дела. – Я прав?
– Именно.
Удерживая одной рукой колесо штурвала, другой рукой скелет извлёк из-за пазухи трубку: здоровую такую, мать её, трубку, размером со ШРУС. Где он там её держал – абсолютно непонятно. Возможно, между рёбер заложил.
Он всего на секунду отпустил штурвал. Закусив зубами мундштук, Перевозчик мёртвых поднёс вторую руку к трубке и, сука, щёлкнул костяными пальцами! «Высек искру» – это явно не про него. Он, падла, натурально запалил своё адское курево! Я со своей позиции отчётливо видел, как на ее костяных фалангах пальцев заиграло пламя, от которого занялась курительная смесь.
Второй щелчок пальцами – и пламя тухнет, а скелет, мать его поперёк корыта в дышло, затягивается убийственной тяжкой, от которой не то, что лошадь: кит сдох бы от асфиксии.
Но, как и следовало было ожидать, особого эффекта не последовало. Дым, непонятно каким образом втянутый скелетом через лишённый какой бы то ни было мышечной массы рот, оказался внутри его плаща. По остаткам гортани он оказался в груди, и, видимо, за практически полным отсутствием органов дыхания, стал медленно клубами распространяться вокруг скелета, проистекая меж его рёбер и из-под плаща.
Такой сцены не ожидал даже симбионт: гоа`улд нервно икнул, глядя на эту аномалию, понять которую многомудрый Нергал даже не пытался. За каждую минуту своего существования этот Перевозчик мёртвых нарушал сразу дюжину законов мироздания, опровергая все константы бытия.
– Меня не зря называют Перевозчиком мёртвых, – выпуская клубы дыма изо рта, произнёс скелет, отнимая от зубов тлеющую трубку. – Это моя работа. Я лоцман для потерянных душ, оказавшихся там, где не должны были задерживаться. Я – Харон, перевозящий по Стиксу души из мира живых в мир мёртвых.
«Судя по всему, долго же ты этим занимался», – подумал я, глядя на внешний вид существа передо мной.
– Сколько же ты возишь души? – испросил вслух гостя.
– Сколько себя помню, – уклончиво ответил тот. – Но вы, мои юные друзья, оказались не в том месте, и не в то время. Вас тут быть не должно, поэтому вы отсутствуете в списках моих пассажиров.
В мозгу мелькнула шальная догадка.
– Мы вне нашего мира? – предположил я. – За пределами родной вселенной?
– Точно, – согласился Перевозчик. – Как догадался?
Я указал себе за спину.
– На Земле слыхом не слыхивали о тварях, от которых нам пришлось отбиваться. А тут, судя по всему, ими кишит вся акватория.
– Так и есть, – кивнул скелет. – Существа этого плана живут за счёт попавших сюда. Они питаются душами, не упокоенными с миром. Тех, кто тут задержится, ждёт незавидная судьба.
Бешено крутящиеся в мозгу шестерёнки, завывая подшипниками несущих валов, начали выдавать веху за вехой.
– Корвет «Подветренный», – предположил я. – Его постигла та же судьба?
Перевозчик протяжно затянулся трубкой.
– «Подветренный» пропал без вести в апреле две тысячи десятого, – скелет пустил клубы дыма. – Он умудрился попасть в Протоку, из-за этого его конец и оказался таким. Если бы корабль погиб, то сразу оказался б там, где должен был.
– Что за протока? – подал голос Васильев, опуская автомат.
Видимо, парень понял, что исходящая от лоцмана угроза минимальна.
– Река Жизни, – пожал плечами наш новый рулевой. – Она – это всё ваше существование, что течёт по водам несущего вас Бытия. Её русло – это прямолинейное течение, берущее своё начало в Нигде и заканчивающее свой путь в Никуда. Её дно выстлано знаниями, памятью поколений и историей прошлого. Её берега – ширина, определяющая давность бытия. Но, как и у каждой реки, Река Жизни имеет свои повороты, пороги, водопады и водовороты. Каждый из них – это ключевые и переломные события, Моменты Истины и развилка выбора. Каждая стремнина разбивает течение Реки Жизни на отдельные потоки, которые могут как пересечься, так и больше никогда не срастись. Есть и небольшие острова, на которых заблудшая душа может найти покой на время, для взвешивания аргументов и принятия судьбоносного решения. А есть и протоки.
Перевозчик затянулся новой тяжкой, заполняя свою пустую грудную клетку крепким, но не отвратным дымом.
– Вода камень точит, – продолжил скелет. – А Река Жизни точит саму ткань Пространства-Времени. Её берега могут быть попраны бушующим потоком, а островки спасения – нежно омыты ласковыми волнам. Порой в берегах Реки Жизни встречаются Протоки, соединяющие её с Другим миром. Обычно, их течение довольно сильно: Протоки узки, и никто не может попасть в них. Но порой случаются аномалии, и заблудшие души оказываются там, где не должны быть в принципе.
– Как «Подветренный», – резюмировал я.
– Такие души поедаются существами из этого плана, – Перевозчик с видимым удовольствием продолжал чадить трубкой, хотя это не приносило абсолютно никакого результата, кроме легкого задымления мостика. Видимо, это ему просто нравилось. – Как теми, что вы видели ранее.
– Так чем мы отличаемся от тех душ? – в лоб спросил Васильев, не удержавшись от сарказма. – Что за нами пришёл сам Перевозчик мёртвых?
Если слова «Штепселя» и задели потустороннюю сущность, то вида тот не показал. Лишь довернул угол руля и сделал ещё одну тяжку, убирая трубку за пазуху.
– Скажем так, – произнёс тот. – Кое-кто попросил меня вам помочь.
«Демиург!», – внезапно, до меня дошло со всей чёткостью печатной планы Монетного Двора. – «Его рук дело!».
– Во-первых, – продолжая править одной рукой, на другой скелет начал загибать костяные пальцы. – Вы слишком юны, чтобы сходить с дистанции. Ваше время ещё не пришло. Оказавшись на этом корабле, вы не должны были оказаться в этом месте. Это – несоответствие, устранить которое меня направили. Во-вторых, на вас лежит слишком большая ответственность: вам нельзя умирать ни сейчас, ни потом, ни в любом другом обозримом будущем. В-третьих…
– Я понял, – перебил я скелета. – Ты мне только вот что скажи, Перевозчик мёртвых. Как так оказалось, что мы встретили корабль, погибший при вполне материальных обстоятельствах, но за сотни километров от наших координат? Я о линкоре «Хьюга». Он не исчезал без вести, а вполне себе разобран на металл. Как так получилось, что бортовая система «Юрия Долгорукого» опознала его, да и по формам палубных надстроек это никто иной, кроме как он?
Вместо ответа рулевой молча провёл рукой перед собой, отчего вслед за ней облепивший нас аномальный туман начал медленно таять…
…а по моей спине, враз взмокшей, пробежала волна липкого холодного панического чувства, отчего на загривке встала дыбом шерсть.
Когда туман растаял достаточно, чтобы стало видно нос линкора, ещё было терпимо.
Когда туман растаял достаточно, чтобы стало видно корпус идущей впереди на среднем ходу 661 ПЛ «Анчар», было терпимо, но начало подмораживать потроха.
Когда туман растаял достаточно, чтобы аномально низко опустившаяся над небом ПОЛНАЯ (!) ЛУНА ярко, как при дневном свете, осветила всё видимое до горизонта, я не заматерился самым грязным сапожным матом исключительно благодаря вовремя заткнувшему меня Нергалу.
Впрочем, симбионтов-сожителей не было у «Штепселя» и "Штыря", так что парни независимо друг от друга отпустили по паре ёмких ругательств, завидев изменения за бортом.
А ругнуться и впрямь было, отчего.
Во-первых, идущая впереди нас ПЛ «Анчар». До неё – не больше кабельтова, но даже отсюда без бинокля видно, как подлодке досталось. Перископы сломаны, антенные штанги погнуты в направлении кормы, на надстройке ходовой рубки – огромная зияющая пробоина. Корпус помят настолько, что невольно заставил удивиться, как лодка до сих пор не набрала полный объём забортной воды: как пить дать, имеют место расхождения листов обшивки. Просто зуб даю. Кроме того, у подлодки – сильный крен на правый борт. Навскидку – никак не меньше, чем градусов пятнадцать, а то и двадцать. И при этом «Анчар» шустро чешет, легко держа ход не ниже тридцати узлов.
Во-вторых, спавшая туманная пелена представила нам зрелище, способное не только отправить в дурку, но и навсегда привить животный ужас в отношении любых плавательных средств.
Как оказалось, до сих пор, не отображаясь на локаторе, вокруг нас шёл целый караван судов. Ну, как, «шёл»… встречным курсом, скоростью хода до пяти узлов.
Мне хватило лишь скользнуть взглядом по ближайшему к нам борту, оказавшемуся по левой стороне от нас, медленно проплывавшему практически в притирку.
На борту огромными, когда-то позолоченными, буквами выведено имя корабля: «Александр Великий».
Лёгкий пароходный крейсер, вооружённый по последнему слову своей эпохи, ныне выглядел печально. Носовая часть крейсера разворочена: след героического тарана, унёсшего жизни матросов противника и собственного экипажа. Многих орудий главного калибра, расположенных по одной единице в собственных башнях, просто нет: как и самих башен. Вместо них виднелись или обугленные остовы, развороченные изнутри, или пустые барбеты. Вместо боевого мостика зияет огромная брешь: крупнокалиберный вражеский фугас пробился через относительно тонкие перегородки фок-мачты крейсера и взорвался внутри надстройки. Трубы пароходных котлов надломлены: одна изрешечена, как сито, другая – вырвана с мясом и непонятно каким образом держится в своей шахте. Внутри корабля не горит свет, несмотря на кромешную тьму за бортом, но на носу крейсера теплится едва заметный бело-лунный огонёк. Ни разу не габаритный.
Сказать, что у меня похолодел ливер, можно, но это будет неточно. У меня, ска-бдь, просто оборвалась внутри последняя струна! Не веря в то, что вижу, на ватных ногах, не разъезжающихся в стороны исключительно благодаря дополнительному контролю моторики со стороны Нергала, подошёл к навигационному столу и непослушным пальцем ткнул в легенду вспыхнувшей рядом с нами отметки.
«Лёгкий пароходный крейсер «Александр Великий», год закладки 1899», – гласила та. – «Геройски погиб в 1920 году, не прекращая огня по вражеским крейсерам «Цуба» и «Котори» протаранив крейсер «Харуна». Экипаж погиб».
И, [вырезано], впереди, на лунной дорожке, бликовавшей на водной глади, виднелись ещё не один десяток корпусов судов, разных форм и размеров!
«Лёгкая безбронная торпедоносная канонерская лодка «Чикума»…».
«Эсминец «Тачибана»…».
«Эсминец «Верный»…».
«Лёгкий крейсер «Богатырь»…».
«Крейсер «Варяг»…».
«Крейсер «Харуна»…».
«Линейный корабль «Марат»…».
«Линейный корабль «Новороссийск»…».
«Линейный корабль «Худ»…».
«Атомный подводный ракетоносный крейсер 949А проекта «Антей» К-141 «Курск»…».
«Пароход «Адмирал Нахимов»…».
«Круизный дизель-электрический теплоход проекта 92-016 /тип «Валериан Куйбышев»/ «Александр Суворов»…».
«Дизель-электрическая подводная лодка Северного флота ВМС СССР «Б-37»…».
«Баржа 725»…».
«Пароход «Индигирка»…».
«Баркас «Четвёртый»…».
«Пароход «Буревестник»…».
«Пароход «Русь»…».
«Линейный корабль «Екатерина Великая»…».
«Линейный корабль «Советский Союз»…».
Стоит ли говорить, что вслед за Лерой и я лишился голоса? Это был настоящий призрачный флот. Прошедший мимо нас крейсер «Александр Великий» был далеко не первым в ордере: оказывается, позади мы оставили ещё больше дюжины кораблей, но отметки на радаре я открывал выборочно. Вы можете представить себе моё состояние, когда непослушными пальцами, не чувствуя рук, с похолодевшей внутри меня пустотой я вчитывался в имена проплывавших мимо нас судов, заведомо зная, что эти корабли – погибли, унеся с собой жизни сотен (а в некоторых случаях – несколько тысяч) матросов, старшин, офицеров? «Варяг», погибший при Порт-Артуре, «Курск», ставший братской могилой для ста восемнадцати человек, линкор «Новороссийск», диверсированный фашистами под командованием Отто Скарцени, линейный крейсер «Худ», проигравший битву «Биссмарку», потопленная немцами баржа 725 у блокадного Ленинграда – это лишь те корабли, чьи судьбы я знал. Нет причин полагать, что остальные суда присутствуют за компанию.
– Река Жизни оборотна, – произнёс Перевозчик мёртвых наконец. – Она же – и Река Смерти. По ней, повинуясь течению, идут те, кому уготовано жить… но по ней же, в разломе между мирами, идут те, чья участь была предрешена. Ты и сам знаешь, парень, что не все эти корабли погибли в этом море. Многие затонули за несколько тысяч километров отсюда, но разве это имеет значение? Река Жизни имеет берега: но не имеет границ. Она имеет Начало и Конец, как и всё в этом мире, но не имеет границ.
Каждый из проходящих мимо нас кораблей – братская могила, унёсшая от нескольких десятков до нескольких тысяч жизней. Умом я это понимал, но так и не смог остаться в холодном рассудке, когда мимо «Юрия Долгорукого» прошёл тяжёлый крейсер «Владивосток», по легенде, пропавший без вести в феврале 2009, чья палуба была сплошь забита людьми. Мёртвыми людьми.
Крейсер медленно проплывал мимо нас, на его фок и грот-мачтах горели освещавшие палубу и надстройки прожекторы, а вдоль бортов корабля выстроенный мёртвый экипаж отдавал нам воинское приветствие, застыв с ладонями у висков. Этого моя психика вынести уже не могла и начала нещадно сдавать позиции: я чувствовал, что сейчас присоединюсь к Шараповой.
– Если вернусь домой живым, – нервно сглотнул я. – Нажрусь в стельку, как последняя свинья.
– Мне тоже оставь, командир, – хриплым голосом отозвался "Штырь", наблюдавший ту же картину.
– Вернёшься, – заверил нас Перевозчик мёртвых. – И ты, и твои люди. Тебе негоже исчезать, когда дома ждёт любимая женщина и ребёнок.
Слишком уж осведомлённый для лоцмана, этот Перевозчик…
– Так ты и об этом знаешь? – вымученно улыбнулся я.
– Я знаю всё, – лаконично отозвался тот, не отвлекаясь от маневрирования между остовами погибших кораблей. – Другое дело, что не всё я могу рассказать.
«Анчар» впереди начал набирать ход. Как бы тяжёл ни был «Юрий Долгорукий», но отставать от АПЛ он не собирался. Несмотря на отсутствие команд машинному отделению, линкор разгонялся всё сильнее. 30 узлов, 33, 35, 37, 40…
– Например, я не могу рассказать, кто послал меня за вами, – скелет вернул вторую руку на штурвал. – Не имею возможности сказать, как он узнал о том, что вам нужна помощь. Не смею доложить, как он отправил меня. Эти знания закрыты для смертных. Могу сказать лишь одно: сам он не имеет возможности вмешиваться в дела простых смертных, но может оказать содействие руками третьей стороны.
«Точно», – согласился Нергал. – «Демиург. Это – правила Вознёсшихся Древних. Не вмешиваться в дела живых и запрет на любые взаимодействия с ними. Это его почерк».
На навигационной панели приборов лаг показывал уже добрые полсотни узлов. Но «Анчар» впереди, невзирая на боковой крен и помятый корпус, исправно уходил в отрыв, будто бы мы вообще на месте стояли. Перевозчик правил на габаритные огни подводного крейсера, непонятно каким образом взаимодействуя с рулями: буквально полчаса назад "Штырь" доложил о потере рулевого управления. Боец ошибся? Вряд ли.
– Моя задача – вывести вас к этой Протоке, – добавил скелет. – Там вы пойдёте своей дорогой. Мне же необходимо не дать вам исчезнуть в бесконечном беге времени, заблудившись в Тумане Бытия. Ветер Перемен вам попутный, поэтому есть шанс. Самим вам не пройти по этой Реке: ещё ни одному смертному не удавалось выйти из разлома между мирами.
– Почему мы сами не можем этого сделать? – Васильев, кажется, уже смирился с мыслью, что перед нами не враг. Не могу сказать, что «Штепсель» расслабился полностью: но уже не выказывал намерения нашпиговать Перевозчика свинцом.
– Вас разорвёт приливными силами межмирового течения, разорвав Бытие, – пояснил лоцман. – Необходимо дойти до очередной излучины, где будет выходящая в мир живых протока. Без этого прохода, что даёт шанс погибшим раньше своего срока вернуться к жизни и дожить свой век, что позволяет ошибочно умершим не умереть совсем, выбраться невозможно. Никак.
– И как долго ещё плыть?
– Трудно ответить однозначно, – скелет пожал плечами. – В этом месте время не имеет значения: им, обычно пренебрегают, не воспринимая в расчёт. Его просто нет.
– Как может не быть времени, неразрывно связанного с пространством? – поинтересовался я.
Пусть мне далеко до звания бакалавра физики, но элементарно саморазвиваться стремление присутствует. Даже, если в качестве «учителя» выступает, с позволения сказать, «тело», одним только своим существованием нарушающее не только сами законы физики, но и основополагающие константы мироздания.
– Время – туман, – пояснил Перевозчик. – Оно – бесконечно. Путь человечества тянется вечно. Только две точки: Конец и Начало…
– … «только бы вера в огонь не попала», – перебил я. – Спасибо за экскурс в литературу, но мне тоже известны строки этой песни. Если можно, хотелось бы более конкретный ответ.
– Более конкретного нет, – покачал отрицательно скелет. – Автор этих строк донельзя точно передал само определение Времени.
Я уже хотел было ответить Перевозчику в его же стиле, но в этот момент из-за открытой настежь двери рубки послышался торопливый бег: кто-то очень спешил к нам. Этим «кем-то» оказался «Медвед»: его чуть охрипший голос (поди-ка, побегай из машинного отделения на ходовую рубку линкора, когда длина пути несколько сотен метров, ещё и на энный этаж приходится забираться по лестницам!) слышался ещё из коридора обстройки.
– …какого хрена творится?! – громко начал парень ещё задолго до того, как сам оказался на палубе навигационной рубки. – Двигатели самопроизвольно меняют обороты, а с вами нет связи!
Взмыленный боец с расстёгнутым кителем влетел на наш уровень, придерживая автомат одной рукой: ремень оружия был перекинут через шею сталкера, страхуясь от случайного падения.
– …какого?!... – вытаращился «Медвед», вламываясь на мостик.
Парню хватило лишь полсекунды, чтобы узреть хтонический 3,14-ц, творящийся в центральном посту.
Посудите сами, поставив себя на место бедолаги.
Ты остался в машинном отделении корабля. Периодически тебе сбрасываются показания машинного телеграфа, и ты, сообразно им, меняешь обороты двигателей, выводя ход судна на «стоп», «самый малый/самый полный вперёд», «малый/средний вперёд», и так далее. Но в один прекрасный момент без твоего участия на корабле начинается Бал Сатаны, арматура линкора начинает вести себя отдельно от твоих команд, а с твоим старшим пропадает связь. Я бы затребовал незамедлительных разъяснений творящегося дурдома!
Сообщение отредактировал Комкор - Суббота, 20 Октября 2018, 16:49
|
|
|
|
|
|
шаман
|
Дата: Суббота, 20 Октября 2018, 18:56 | Сообщение # 568
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 310
Статус: где-то там
|
Вот это продолжение.... Ожидание и интрига того стоили))
"Лишь две вещи бесконечны - Вселенная, и человеческая глупость, но насчёт первой я не уверен." - Эйнштейн
|
|
|
|
|
|
Desreny
|
Дата: Воскресенье, 21 Октября 2018, 10:13 | Сообщение # 569
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 439
Статус: где-то там
|
Читал с удовольствием по частям, держи смайлик 
|
|
|
|
|
|
Комкор
|
Дата: Понедельник, 03 Декабря 2018, 00:38 | Сообщение # 570
|
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 526
Статус: где-то там
|
Вообще-то, от первого дня зимы, но выложено 03.12.18. С наступающим, однако!
Собственно, за этим и заявился «Медвед». Парню хватило полсекунды, чтобы понять, что что-то идёт не по плану. Иначе не представляется возможным объяснить, как на линкоре появился тёмный пассажир, ныне стоящий у штурвала, и обладающий внешностью тренда «мечта патологоанатома». Да и вид Шараповой, выглядящей немногим лучше неизвестного рулевого, ныне заправляющего кормчими делами, добавлял некоторого шарма в и без того запутанный трындец.
Я успел буквально долей секунды раньше:
– Отставить!
«Медвед» уже вскинул автомат к бедру и собирался нашпиговать нашего рулевого очередью свинца неопределённой длины.
– Это «свои»! – остановил я парня, выкидывая вперёд руку с наручем гоа`улдов.
На тот случай, если слов окажется недостаточно, и придётся оперативно ставить щиты. Сомневаюсь, что успел бы, но перспектива наличия моей бренной тушки на линии гипотетического огня меня ну нисколечко не привлекала. Правда.
Ну, совсем.
– Какие ещё, [вырезано], свои? – процедил «Медвед», выдав буквально секундную пробуксовку.
Видимо, в мозгу бойца случилось некое расхождение функций и дискриминантов: неудивительно, на фоне всего нами пережитого. Было бы странно, если б мозги остались девственно целыми: лично у меня смело можно констатировать десяток расстройств и упекать на добрый полтинник в психушку. Пока с этим справляется Нергал, но, я так чую, абзац не за горами.
– Уважаемый! – окликнул Перевозчика мёртвых «Медвед». – Ё* вашу мать, с вами всё хорошо?!
Хех… а вопрос-то жизненный! Мне, например, как и Нергалу, до сих пор интересно, как этот пасынок Преисподней существует во плоти. И тот малогребучий факт, что плоти, как таковой, и нету, самого вопроса с повестки дня не снимает.
Скелет повернулся на голос вломившегося парня, облокотился на штурвал левой рукой. Как заправский пижон, откинул левую ногу и завёл её за правую, поставив на мысок тяжёлого ботинка. Фиглярски взял под козырёк, и, окинув бойца пустым взором непонятно как функционирующих глаз, ответил:
– Получше, чем у некоторых, уважаемый.
И, прокашлявшись, добавил:
– Ё* вашу мать.
Сказать, что «Медвед» словил тормозок – означает приуменьшить крайнюю степень оторопи парня.
Да и я, если честно, уже соображал не шибко лучше. Нет, ну, прикиньте сами. Вламываешься ты, значит, на мостик, а там, супротив ожидания, твой старшой вола гоняет! А вместо него командует парадом смерти скелетированный и наполовину мумифицированный труп, который не только двигается, но и разговаривает! И что, сцуко, характерно, матом! И, при том, на русском! Соглашусь, есть, от чего словить пару «флешек»!
– Опусти оружие! – попросил я «Медведа», покуда скорый на подъём и принятие самостоятельных решений боец не наломал дров. – Этот кадр «наш».
Убить, может, никого и не убил бы (но это неточно), а вот испортить кому-нибудь настроение – это возможно (но это неточно).
– Ты уверен? – переспросил сталкер.
В одном его глазу читалось сомнение в истинности видимого бойцом, а вот во втором – сомнение в моём здравомыслии.
Впрочем, сомнение в моём здравомыслии читалось и в моих глазах, и в глазах Нергала, и даже в глазах Альтер-Эго.
– Уверен, – твёрдо отозвался я. – Пока что он нам не навредил.
Хотя, Шарапова, вообще-то, иного мнения: вон, хоть и блондинка, а на висках – мать моя, женщина! – самый натуральный пятак проседи.
– Ну, кроме того, что до икоты перепугал «Андромеду», – добавил секундой позже, чтобы высказывание соответствовало действительности чуть менее чем полностью, а не через пень-колоду.
Голос подал Васильев:
– А отсутствие иных целей за бортом в радиусе видимости как-то связано с приближением к Протоке? – парень подошёл вплотную к смотровому щитку.
– Вне всякого сомнения, – Перевозчик повернулся к нему. – Течение в Протоках чрезвычайно сильно. Потому дрейфующие в течениях Реки Жизни не могут попасть в них случайно. Для этого я и есть.
– Шобля? – физиономию «Медведа» перекосила мина искреннего непонимания. – Какая ещё протока? Какая река жизни? Что за жёваный карась?!
– Потом всё объясню, – заверил я.
Скелет вернулся в нормальное положение, встав за штурвал по-человечески. Туман, разогнанный почти волшебным мановением руки Перевозчика мёртвых, остался за кормой, а впереди показалась широкая, километров пять в поперечнике, протока, окаймлённая высокими скалистыми обрывистыми берегами.
– Лучше бы нам держаться подальше от скал, – как бы между делом произнёс в никуда лоцман. – Стремительные течения Проток унесли не одну тысячу душ в Бездну, навсегда лишив их возможности на перерождение. Если разобьёмся об эти скалы – исчезнем навсегда.
– Хреновая перспектива, – шепнул мне тихо "Штырь".
И, вместе с тем, ход скелет не сбавил. Как шёл «Юрий Долгорукий» под полтинник узлов в час, так и шёл. Разве что «Анчара» впереди уже не было видно: я даже не успел поймать момент, когда подлодка исчезла. Просто посмотрел за смотровой щиток и не увидел ни саму ПЛ 661 проекта, ни возмущений воды от погружения подбитой субмарины.
– Что, млять, за дьявольщина тут происходит? – не унимался «Медвед», впрочем, более не переходя на повышенные октавы.
Так, «буднично» поинтересовался. Пусть и с изрядной долей непонимания в голосе.
Перевозчик мёртвых тем временем рёк:
– Как только протока будет пройдена, я покину судно. Негоже мне лишний раз в мир живых скакать, как обкуренный пингвин. Дальше корабль поведёте вы. Сразу, как окажетесь в своём мире, стопорите ход: табаньте быстрей, иначе наедите на кого-нибудь. Невозможно предугадать, где вас вынесет Протока. Рекомендую уже сейчас подготовиться к аварийному манёвру уклонения или удару. На самый дрянной случай – готовьтесь покинуть корабль. Вам ни за что не справиться с борьбой за его живучесть: он и без того пострадал.
– А ты? – поинтересовался я. – Куда направишься потом? Твой корабль исчез.
– Не исчез, – поправил меня лоцман. – А невидим глазу. Мой корабль подберёт меня, как только ваше судно минует Грань.
– Видимо, это произойдёт скоро, – предположил я, глядя «за окно».
– Ты прав, – согласился скелет. – Протока бурна, но непродолжительна. Выражаясь языком живых, ваш мир уже виден на горизонте.
– Такими темпами, тебе пора собираться? – улыбнулся я.
– Не помешало бы, – Перевозчик слегка коснулся костяными пальцами козырька фуражки.
– Я провожу тебя, – сообщил ему, и повернулся к парням. – "Штырь". Прими штурвал, будь так бобр.
Лоцман демонстративно отошёл от штурвальной колонки, гостеприимно указывая парню на орган управления, непонятно как работавший после доклада о потере рулевого управления.
Боец не заставил себя просить дважды. Убрал автомат за спину, повесив на ремень, и уверенно шагнул к посту рулевого, впрочем, бросая в сторону скелета настороженные взгляды.
– Держись середины Протоки, – гортанно прохрипел ему Перевозчик мёртвых. – Не приближайся к скалам. Если течением начнёт сносить – дайте самый полный вперёд и держитесь до последнего. Если, всё же, понесёт на скалы – якоритесь: сбрасывайте якоря. Они вас остановят.
И, оглушительно лязгая подковками объёмных прогар, скелет направился прочь из мостика, под острые взгляды парней и до оторопи перепуганный взгляд «Андромеды»…
***
В ожидании прохождения упомянутой нашим гостем Грани мы стояли на самом носу линкора, укрывшись за первой носовой башней главного калибра, что «Штепсель», следуя моим последним указаниям, развернул по носовому. Так можно было стоять, тихо, не было того шквального ветра, что валил с ног. Да и разговаривать можно было спокойно, не повышая тон, чтобы слышать друг друга.
Настала пора прощаться.
– Ну, спасибо тебе, Демиург, – произнёс я. – Хороший спектакль получился.
– Догадался, всё же? – улыбающаяся зубами черепа полуразложившаяся засолившаяся фигура гостя слегка коснулась костяными пальцами козырька истлевшей фуражки. – А ведь я играл натурально.
– Игра твоя была безупречной, но ты переступил «черту». Не разгони рукой туман – я бы ни за что не догадался, что перед нами ты, а не твой посланник.
– Что ж, – улыбнулся в ответ Демиург. – Даже предвечным свойственны ошибки.
«Ошибки»? Теперь мне стало понятно, зачем предвечному понадобился этот спектакль. Со слов Нергала, Демиург подчинялся правилам, установленным Вознёсшимися Древними. Возможно, что он и сам был вознёсшимся. А это означало, что им, в части нас касающейся, запрещены всякие взаимодействия с нашим материальным планом. Ни явления, ни взаимодействия, ни положительные, ни отрицательные. Только наблюдение. Никогда не вмешиваться, не раскрывать свою сущность. Но, как подсказывал Нергал, была одна лазейка: можно попробовать пройти по лезвию ножа, если смертный не узнает, кто перед ним. Такой лазейкой в собственных законах пользовались многие из вознёсшихся, известные Нергалу, как лично, так и по истории. Если человек думает, что до своей цели дошёл сам, или ему помог другой человек – тогда это не считалось за прямое вмешательство.
И теперь стало очевидна цель представления: если вспомнить, о чём я говорил с Демиургом в момент последней встречи.
– Если честно, я до сих пор считал тебя сном, – признался я. – Слишком уж сладким было твоё обещание помочь в последней битве с рейфами. Да и видения, что ты мне показал… не тянули на реальность. Теперь я понимаю, что это были лишь образы, сотканные из моих же обрывков воспоминаний. Но реальным оно не выглядело.
– Так и было задумано, – улыбнулся зубами скелет. – Ты же носитель симбионта, а ему известны наши законы: его память открыта пред тобою. В некоторой части... Только так мы смогли проникнуть в ваш план, не компрометируя себя перед Высшими.
– «Мы»? – уточнил я.
– Мы, – подтвердил Демиург. – На моём корабле экипаж – ваши прошлые временные воплощения, погибшие в предыдущих повторах. Основные силы готовятся к решающей битве, но я позволил себе попросить их о помощи в этом театре теней. Один полнокровный отряд сейчас управляет моим судном, следуя на удалении от нас.
Вот это, мать его, поворот!
– Впечатляет, – стоит признать, размах масштаба и впрямь заслуживает уважения. – Придумано толково и с умом. Единственный прокол и тот можно засчитать за случайность.
– Главное, что задача выполнена, – усмехнулся собеседник. – А остальное – вторично. Ты же знаешь.
– Знаю, – подтвердил я. – Поэтому – спасибо тебе, Демиург. Теперь у нас есть не одна надежда и расчёт, а шанс.
– Обязательно, – заверил скелет.
– Могу ли я рассказать своим людям, что сегодня произошло в деталях?
– Делу это не повредит, – обтекаемо ответил он, оставляя решение на моё усмотрение. – Но, так или иначе, передай пламенный привет своей возлюбленной и своему же командиру.
– Всепренепременнейше.
Щёлкнув каблуками берцев, я вытянулся в стойке и, удерживая автомат за плечом, правую руку вскинул к виску, отдавая собеседнику воинское приветствие.
Скелет ответил мне взаимностью, вскинув костяную руку к лишённому кожного покрова и мышечной массы черепу.
– Ещё увидимся, сталкер, – гортанно прохрипел он.
Фигура призрачного капитана застывает, за несколько секунд покрываясь толстенным слоем морской соли, после чего превращается в пыль: начина с тульи фуражки, силуэт с застывшей у виска рукой сверху рассыпается в прах, что уносит ветер в сторону плывущей рядом с нами субмарины.
М-да. Ну и приключеньице выдалось на наши седые головы… После такого однозначно к «психам» пойти надо, хотя бы, на профилактическую беседу. «Андромеду»-то в приказном порядке отправить полагается, у девушки явные признаки «кукушки» на фоне истерики. А остальные… мне уже, кажется, даже галоперидол не поможет. Остальным же – я не я буду, если не выбью для них увольнительную хотя бы на пару-тройку дней. Шибздануться можно, нах…
Непослушной рукой я провёл по своей заросшей физиономии и тяжело вздохнул. Надо кончать этот кордебалет: возвращаться на мостик и помогать ребятам. Сейчас, со слов Демиурга, должна быть самая верхняя точка нашей эпопеи, её, практически, апофеоз. Парни с девчонками тоже не лаптем щи хлебают, но какой я, к хренам собачьим, командир, если сваливаю всю работу на своих людей? «Медвед» с «Полимером», безусловно, подсобят, чем смогут: мозги у них варят качественно. Да и "Раптория" с «Гюрзой» не дают повода считать себя дурами. «Рокада» им скоро на пятки наступать будет: шустро учится. Но это не слагает с меня ответственности за моих людей.
Со вздохом, развернулся в сторону фок-мачты и двинулся в направлении ходовой рубки, обходя палубные надстройки и башни ствольной артиллерии.
«Теперь недолго осталось», – коротко рыкнул симбионт. – «Судя по всему, пик угрозы миновал: иначе б Демиург не оставил вас. Потерпи немного: сможешь отдохнуть, исполнив кел`но`рин. Пройдя через подобное, негоже испустить дух на пороге дома».
«Согласен», – выдохнул я, волоча в опущенной руке автомат. – «Это было бы слишком обидно».
Удивительное дело, но, взойдя на мостик, я был немало изумлён: освещение, выбитое прямым попаданием в фок-мачту разрядом молнии, ныне исправно функционировало. «Медвед» с предохранителями похимичил? Или опять театральщина Демиурга?
К слову сказать, этот же «Медвед» и накинулся на меня с порога, не дав даже перевести дух.
– Или ты мне сейчас объяснишь, какого беса тут происходит, – предупредил друг. – Или я звоню санитарам из «психушки».
– Тогда и экзорцистам позвони, – устало бросил я, вставая за навигационный пост. – После такого весь корабль освящать надо заново… Будь другом, потерпи до дома, ладно? А там я вам всем всё разжую. Если захочешь – в письменном виде, трёх экземплярах и стихах.
На радаре – чисто. Узкая лазейка «Протоки», окаймлённая скалистыми берегами, а вокруг – ничего. Ни кораблей, ни других надводных или сильно заметных подводных объектов.
Хотя, вру: позади нас, на удалении в десяток кабельтовых, следует отметка, идентифицированная системой, как ПЛ 661 «Анчар». Видать, Демиург решил удостовериться, что «Юрий Долгорукий» благополучно минует Грань. Ну, или, всё-таки, сам решил юркнуть вслед за нами в наш родной мир.
– Как судно? – я обратился к "Штырю". – Управление полное?
– Слушается руля хорошо, на удивление, – пожал плечами парень, не отвлекаясь от обзорных щитков. – До этого вообще не реагировало на команды, а как этот скелет покрутил – чуть ли не лучше, чем раньше стало.
– Ну, и охеренчик, – резюмировал я. – С протокой справишься? Течение сильное?
– Ощутимое, – подтвердил наш кормчий. – Но и масса со скоростью у нас ни фига не фунт изюма. Взламываем только так: главное, чтобы узкостей впереди не было.
– Ну, и отлично…
Как только появимся в нашем мире, можно будет смело доставать подпространственный передатчик и давать «радио» в Базу: а то, что-то, плавание наше самую малость затянулось. Хотя, стоит признать, опыт приобретён бесценный.
На горизонте замаячил просвет. Тот самый «свет» вдали, видимо, и был входом в наш мир. Причём, настолько яркий, что с каждым километром приближения он всё сильнее и сильнее противопоставлял себя освещению на мостике линкора. Похоже, это и была та самая Грань. На радаре, к несчастью, не отображалась, а потому дистанцию до цели можно было отследить исключительно визуально: других ориентиров не было. При текущей скорости это дело буквально нескольких минут.
– Я в машинный зал, – бросил мне «Медвед». – Как понадобится маневрирование – телеграфируй. Не обещаю, что быстро среагирую, но экстренно сбросить скорость помогу.
– Добро. – я кивнул товарищу. – Дома всё обсудим.
Парень молча кивнул в ответ и покинул мостик.
Мы остались вчетвером. Я за навигационным постом, на должности «и. о. Царя», "Штырь" за штурвалом, «Андромеда», беззвучно всхлипывающая, закрыв ладошками личико, и пытавшийся успокоить её «Штепсель», периодически бросающий на меня многозначительные взгляды.
А Грань всё приближалась. Исходящий из неё свет полностью перебил освещение на мостике линкора, но, удивительное дело, не слепил нашего рулевого. Корабль шёл уверенно, стремительно сокращая дистанцию.
Вот судно достигло цели. Длинный нос линкора на скорости начал тонуть в белёсой завесе света, проваливаясь в неё, как раскалённая спица в стылое масло. Носовая часть, видимая с мостика, начала исчезать из поля нашего зрения постепенно. Ют, за ним – полуют, каскады башен главного калибра: сначала – первая, потом – вторая и третья, за ними – четвёртая и пятая. Сначала – стволы орудий, за ними – башни… теперь пелена Грани добралась и до нас. Мостик, на секунду утонув в ярчайшей вспышке света, провалился в полумрак.
Интересно, это у меня в глазах потемнело?
Очень похоже на то. Ибо, секундой позже "Штырь" громогласно возопил:
– Ёп ту ю…! – и судорожно начал выкручивать штурвалом до упора вправо
«Проморгавшись», и я увидел, что дело далеко не в шляпе. За смотровыми щитками ходового мостика линкора приближался ОН: сцуко, берег. В обычных условиях я бы этому лишь возрадовался, но не в случае, когда а) линкор прёт на него со скоростью полусотни узлов в час; б) берег – скалистый, с минимальной косой пляжа; в) появляется внезапно из ниоткуда на дистанции в пять километров. Да у нас радиус циркуляции больше!
Не особо надеясь, что «Медвед» успел добраться до машзала, рывком опускаю рукоятку машинного телеграфа в положение «самый полный назад». "Штырь" начинает выворачивать штурвал до упора вправо, а «Штепсель» пляшет над пультом вооружения, выравнивая ориентацию орудий по силуэту линкора. Длинные трубы стволов главного калибра в режиме наводки выступают за габариты корпуса «Юрия Долгорукого»: при маневрировании, в особенности – в узкостях, это ни разу не идёт на пользу.
– Не успеваем! – обернулся к нам "Штырь". – Врежемся в землю!
– По хер, – выдохнул я. – Делай, что можешь.
И, развернувшись к стене, зажал кнопку передачи на терминале общекорабельной связи:
– Общая команда! Приготовиться к сильному удару и моментальной остановке судна! Отойти от слабо закреплённых конструкций, укрыться от стёкол!
– Якорь! – выпалил Васильев. – Надо попробовать заякориться! Может, успеем остановить!...
«Не получится», – подумал я с горечью в ту половину секунды, что понадобилась мне на осмысление сказанного Кириллом. – «Ни одна цепь якоря не выдержит рывок такой силы, как масса линкора на скорости в движении. Или якорь, или цепь порвётся к демонам. А, может, и якорные барабаны…».
Но терять всё равно нечего.
– Отдавай якоря…
«Штепсель» в один прыжок оказался за соседним постом.
То ли парень в моё отсутствие успел пошелестеть по бортовым компьютерам, то ли интуитивно сработал так быстро, но факт остаётся фактом. Бойцу понадобилось всего несколько секунд, чтобы отдать команду сверхмассивным якорным барабанам, чьи тяжёлые корпуса удерживали от разматывания якорных цепей исполинские тормозные колодки и храповые стопоры.
– Оба якоря отданы!...
Если бы в этот момент я не был озадачен такой малосущественной проблемой, как угроза столкновения туши линкора с сушей, и имел б чуть больше свободного времени в распоряжении, то сумел бы, наверное, лицезреть картину маслом. Якорные цепи по обоим бортам, каждое из звеньев которой превышало в размере мой рост, высекая по бронированным клюзам ослепительные искры с дымом и производя страшный грохот, с неуловимой для человеческого глаза скоростью начали уходить в воду вслед за многотонными якорями.
«Два якоря», – подумалось мне буквально за секунду. – «Две цепи. Два барабана. Распределение нагрузки точек крепления и рывка масс. Может, хотя бы, корабль не пострадает… отделаемся оборванными цепями… интересно, что оборвётся первым – рым-кольца на якорях или же звенья цепей? Или же барабаны?».
Васильев тормозом не был ни разу. Ещё не успели тормозные механизмы отпустить якорные барабаны, как парень сиганул к селектору, и, зажав кнопку на корпусе переговорного устройства общекорабельной связи, рявкнул в эфир:
– Приготовиться к рывку! Аварийное торможение!...
Рывок и впрямь вышел чрезмерным.
Во-первых, никуда не делась физика масс. Исполинская дурь тяжёлого мановара, переваливавшая за сотню тысяч тонн водоизмещения, имела порядочную кинетическую энергию. Добавляем сюда скорость её движения: чуть меньше полусотни узлов (я не смотрел на приборы, но возьмём, к примеру, 45 узлов в час). Сюда же – экстренную остановку. Уж не знаю, какое дно было под нами: каменистое, илистое, песчаное, или материнские породы абиссальных плит… но рывок вышел зверским.
Во-вторых, корабль остановился далеко не как вкопанный.
Васильев (непонятно, правда, каким образом) умудрился срисовать с навигационной панели в рубке глубины под нами, прикинуть длину выборки якорных цепей и заблокировать якорные барабаны приблизительно на этом значении, выбрав чуть больше, чем требовалось. Якоря, зацепившись за дно, намертво задержали корабль, но ведь и линкор не дурак. Что он, зря линкор, что ли? Почто ему на всякие якоря? Он, в полном соответствии с законами инерции, со всей своей бронеартиллерийской честностью выказал своё «фе» подобному пренебрежению в сторону его высокопревосходительства, и с ленивым скрежетом металлоконструкций резко нырнул носом под воду, покуда выталкивающая сила самой воды не оказалась выше, чем непогашенная кинетическая энергия корабля. Добавляем сюда остов линкора с его кормой, всю его оснастку, все его потроха, общий вес на скорости… Жопу мановара занесло так, что на плаву мы остались исключительно благодаря балласту в киле. Красивого полицейского разворота, конечно, не получилось, но это и не была сама цель. А вот людей пришлось собирать по всему отсеку… «Штырь»-то удержался за штурвальную колонку, а вот мы с «Андромедой» и «Штепселем» разлетелись в разные углы, как шуганные бобиком кутята.
Что творилось в этот момент на запасном мостике, и, тем паче, в машинном отделении, представить было страшно.
Леший 19.08.95-24.09.14
Kitten 17.10.70-24.05.19
Попов Александр Николаевич 01.01.49-22.08.23
|
|
|
|
|
