Хачу, хачу, хачу постановку по этой пьесе

Спасибо всем, кто читает и комментирует)))

Ииидаа, Иидачкааа.. А где продолжение?

Черт побери, есть так хочется и в руке трескотня такая, как будто бы целый полк затрубил в трубы. Вот не долетим, да и только, домой! Что ты прикажешь делать? Второй месяц пошел, как уже из Млечного Пути! Профинтил дорогою денежки, голубчик, теперь сидит и хвост подвернул, и не горячится. А стало бы, и очень бы стало на прогоны; нет, вишь ты, нужно в каждом городе показать себя! (Дразнит его.) «Эй, Тодд, ступай посмотри комнату, лучшую, да обед спроси самый лучший: я не могу есть дурного обеда, мне нужен лучший обед». Добро бы было в самом деле что-нибудь путное, а то ведь елистратишка простой! С пролетающим знакомится, а потом в картишки — вот тебе и доигрался! Эх, надоела такая жизнь! Право, на улье лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше; возьмешь себе королеву, да и лежи весь век на полатях да ешь людей. Ну, кто ж спорит: конечно, если пойдет на правду, так житье на Земле лучше всего. Деньги бы только были, а жизнь тонкая и политичная: кеятры, собаки тебе танцуют, и все что хочешь. Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только древним уступит; пойдешь в Лас-Вегас — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перекрестке в лимузин с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в казино: там тебе пьянь расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони все видишь. Старуха офицерша забредет; горничная иной раз заглянет такая... фу, фу, фу! (Усмехается и трясет головою.) Галантерейное, черт возьми, обхождение! Невежливого слова никогда не услышишь, всякой тебе говорит «вы». Наскучило идти — берешь такси и сидишь себе как барин, а не хочешь заплатить ему — изволь: у каждой планеты есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет. Одно плохо: иной раз славно наешься, а в другой чуть не лопнешь с голоду, как теперь, например. А все он виноват. Что с ним сделаешь? Командование пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды!.. пошел кутить: летает на крейсере, каждый день ты доставай в Пегас билет, а там через неделю, глядь — и посылает на толкучий продавать новую форму. Иной раз все до последней рубашки спустит, так что на нем всего останется комбинезон да берцы... Ей-Богу, правда! И сукно такое важное, аглицкое! долларов полтораста ему одна куртка станет, а на рынке спустит долларов за двадцать; а о брюках и говорить нечего — нипочем идут. А отчего? — оттого, что делом не занимается: вместо того чтобы в должность, а он идет гулять по галактике, в картишки играет. Эх, если б узнал это старый генерал! Он не посмотрел бы на то, что ты полковник, а, поднявши рубашонку, таких бы засыпал тебе, что дня б четыре ты почесывался. Коли служить, так служи. Вот теперь повар сказал, что не дам вам есть, пока не заплатите за прежнее; ну, а коли не заплатим? (Со вздохом.) Ах, Боже Ты мой, хоть бы какие-нибудь щи! Кажись, так бы теперь весь свет съел. Стучится; верно, это он идет. (Поспешно схватывается с постели.)

Колдвелл. На, прими это. (Отдает планшет и газету.) А, опять валялся на кровати?
Тодд. Да зачем же бы мне валяться? Не видал я разве кровати, что ли?
Колдвелл. Врешь, валялся; видишь, вся склочена.
Тодд. Да на что мне она? Не знаю я разве, что такое кровать? У меня есть ноги; я и постою. Зачем мне ваша кровать?
Колдвелл (ходит по комнате). Посмотри, там в столе табаку нет?
Тодд. Да где ж ему быть, табаку? Вы четвертого дня последнее выкурили.
Колдвелл (ходит и разнообразно сжимает свои губы; наконец говорит громким и решительным голосом). Послушай... эй, Тодд!
Тодд. Чего изволите?
Колдвелл (громким, но не столь решительным голосом). Ты ступай туда.
Тодд. Куда?
Колдвелл (голосом вовсе не решительным и не громким, очень близким к просьбе). Вниз, в столовую... Там скажи... чтобы мне дали пообедать.
Тодд. Да нет, я и ходить не хочу.
Колдвелл. Как ты смеешь, дурак!
Тодд. Да так; все равно, хоть и пойду, ничего из этого не будет. Повар сказал, что больше не даст обедать.
Колдвелл. Как он смеет не дать? Вот еще вздор!
Тодд. «Еще, говорит, и к городничему пойду; третью неделю барин денег не плотит. Вы-де с барином, говорит, мошенники, и барин твой — плут. Мы-де, говорит, этаких шерамыжников и подлецов видали».
Колдвелл. А ты уж и рад, скотина, сейчас пересказывать мне все это.
Тодд. Говорит: «Этак всякий приедет, обживется, задолжается, после и выгнать нельзя. Я, говорит, шутить не буду, я прямо с жалобою, чтоб на съезжую да в тюрьму».
Колдвелл. Ну, ну, дурак, полно! Ступай, ступай скажи ему. Такое грубое животное!
Тодд. Да лучше я самого хозяина позову к вам.
Колдвелл. На что ж хозяина? Ты поди сам скажи.
Тодд. Да, право, полковник...
Колдвелл. Ну, ступай, черт с тобой! позови хозяина.

Ужасно как хочется есть! Так немножко прошелся, думал, не пройдет ли аппетит, — нет, черт возьми, не проходит. Да, если б в Шаен я не покутил, стало бы денег долететь в Пегас. Пехотный капитан сильно поддел меня: штосы удивительно, бестия, срезывает. Всего каких-нибудь четверть часа посидел — и всё обобрал. А при всем том страх хотелось бы с ним еще раз сразиться. Случай только не привел. Какой скверный городишко! В овошенных лавках ничего не дают в долг. Это уж просто подло. (Насвистывает сначала из «Роберта», потом «Не шей ты мне, матушка», а наконец ни се ни то.) Никто не хочет идти.

Продолжение, это хорошо, продолжение, это правильно

Бедный, бедный Стивен, и самому есть нечего, так еще и голодный рейф под боком ходит

ИДА, здорово, здорово, по-прежнему здорово

Кстати, сама читала Ревизора черт-те знает когда, а теперь есть повод перечитать, так что ты сподвигаешь народ на прочтение классиков, большое дело между прочим

Келлер - Ростова, Родни - Пьер Безухов, Ронон - Андрей Болконский