Всех с наступающим Новым годом кота-кролика! Пусть исполнятся все ваши мечты и оправдаются надежды, пусть всех вас ждет только счастье 
. И хотя все мы разные, нас кое-что объединят - мы любим Звездные врата. И в этом наше преимущество, ведь если Дед Мороз реально существует, то он знает, чего хотим фактически все мы ( продолжение ЗВА и Вселенной, новых полнометражек!), и, возможно, исполнит наши желания. Главное для нас - верить и надеяться, что всё будет просто замечательно! С НОВЫМ ГОДОМ, ГОСПОДА!!!
И, пользуясь случаем, хочу представить вам свою бету - Stavrus))) Спасибки тебе 
Глава X - Надежда.
Дженнифер почувствовала легкую тошноту, когда полковника Шеппарда занесли в прыгун; она видела множество ран, свежую и засохшую кровь в своей жизни, и никто не смог бы обвинить ее в слабости, но она признала, что он был очень плох.
- Положите его, - приказала она, удерживая голос на нужном уровне, - Сейчас же!
Она посмотрела на лица остальных: Родни – она могла считать его, как книгу, он был обеспокоен, на краю паники, уголки рта опущены, пальцы рук переплетены между собой. Тейла – спокойна, но на ее лбу появились складки. Ронон – серьезен, рассудителен, почти что раздражителен, но она видела, как сильно сжата его челюсть. Взгляд Дженнифер, наконец, остановился на Элизабет – ее лицо было спокойным, ее движения были под контролем, она лучше всех могла скрывать чувства от остальных. Однако, пристально вглядевшись в ее зеленые глаза, Дженнифер увидела, что она была более нервной, испуганной и полной ярости, чем все остальные вместе взятые. Она сама вздрогнула и взяла себя в руки.
- Несите его в лазарет, - сказала она, вглядываясь Джону в лицо, - быстрей!
***
Ронон сидел возле лазарета, решительно глядя на оружие в своих руках. Сейчас он старался чем-нибудь отвлечь свой разум, чтобы только не думать о человеке внутри лазарета. Его член команды, его товарищ, его друг … его брат.
Дженнифер вышла из отделения хирургии, потирая лоб. Родни подскочил на ноги, в сопровождении Тейлы.
- Как он? – тотчас спросил он настойчивым голосом.
Ронон почувствовал, как замерло его сердце, когда он увидел выражение лица Дженнифер. Даже до того, как она заговорила, он понял – новости будут плохими. Она попыталась улыбнуться, когда подняла глаза на Родни.
- Я не знаю, - утомленно сказала она, - его состояние стабилизировалось, нам удалось прочистить его раны, но … - ее голос сорвался, и она глубоко вздохнула, восстанавливая контроль.
- Он испытал на себе слишком много всего, - продолжила она, быстро говоря, чтобы закончить как можно скорее. – К счастью, выстрел пришёлся в грудь, в нескольких сантиметрах от сердца, пробито легкое, так что у него проблемы с дыханием, и он потерял много крови … - Дженнифер сглотнула, не в силах или не желая заканчивать предложение.
- И конечно же я еще не говорила о других ранах, полученных Джоном в ходе его заключения, – продолжила она, - вы упомянули об устройстве … такого же дизайна, как и у Гуа'улдов, - она посмотрела на Родни, - но мы даже не имеем представления о том, сколько раз его использовали. У него множество свежих ран, некоторые из ребер надтреснуты, есть несколько глубоких ран вдоль спины, а также синяки на щиколотках. В конечном счете, тело не может вынести такого огромного количества повреждений, оно просто начинает отгораживаться от всего и затем …
Она прочистила горло, его голос снизился до шепота.
- Если он не выпутается этой ночью, значит, он никогда не сможет этого сделать. – Когда она закончила говорить, ее губы задрожали.
Без слов Родни взял одну ее руку в свою, а другой рукой обнял ее. Она спрятала свое лицо за его плечом, крепко прижавшись к нему. Тейла опустилась на одно из кресел, опершись о стену. Элизабет выпрямилась, лицо ее побледнело. Ронон хмуро уставился в пол, из его горла доносилось низкое рычание. Это было бесполезно, все они слышали её, сообщение было ясно для всех – всё, что они могли сейчас сделать – это ждать. Ждать, чтобы увидеть, вернется ли к ним Джон Шеппард, или по истечению ночи, ускользнет от них навсегда. Ждать, чтобы наутро увидеть своего лидера, все еще лежавшего там с бледным лицом или же пустую оболочку без души, без жизни. Они ничего не могли сказать, ничего сделать.
Просто ждать.
Эту ночь Элизабет не забудет никогда. Маленькая комнатка возле лазарета стала для них тюрьмой с невидимыми стенами или камерой пыток. Она внутренне сжалась, постоянно думая о том, через что прошел Джон. Они еще не знали, что произошло там на самом дела, и, возможно, никогда не узнают.
Никто не упоминал тот факт, что любой из них может уйти в любое время, что их присутствие, логически, никак не может повлиять на Джона. Все они чувствовали, как и она, что бы не случилось сегодня ночью, они должны быть здесь, чтобы увидеть его, быть рядом с ним, независимо от того, чем это будет – прощальной вечеринкой или возвращением друга.
Проходили часы; сперва Родни только ел, отлучаясь в столовую за чашкой кофе, иногда разделяя его с Дженнифер, которая была рядом с ним между ее проверками состояния Джона. В конце концов, когда все кофе закончилось, они оба сели, обнявшись, в тихом комфорте.
Ронон расшагивал, взад и вперед, кругами, вверх и вниз; вскоре это стало так же раздражающе, как шелест и хруст смятых Родни оберток, но Элизабет не могла собраться силами и попросить их, чтобы они прекратили. К счастью, вскоре прибыла Амелия, находящаяся фактически в таком же состоянии, и заставила его присесть, успокаивая его мягким голосом, пока он не заснул.
Тейла сидела, скрестив ноги, словно медитируя, но глаза ее оставались широко открытыми, руки, сжатые в кулаки, лежали на коленях, расслабившись только тогда, когда пришел Канаан с Торреном на руках. Не долго думая, он сел рядом с ней, мягко усадил Торрена а ее колени. Краем глаза Элизабет видела, как Тейла, крепко прижав малыша к груди, оказалась в объятьях мужа.
На Элизабет накатила волна одиночества, когда она оглядела комнату, в первый раз осознав то, что Джон испытывал все это время – неловкость и одиночество, в то время как остальные двигались дальше, обретая свое счастье, свое место в мире, оставляя его, как некую загадку. Она была уверена, что если бы он захотел, то появилось бы множество женщин, которые не смогли бы сказать «нет» в ответ на его обаяние, и просто дьявольскую привлекательность, но под его маской воина, она могла прочитать кое-что … сильную тоску, которая становилась всё глубже.
Кто-то на цыпочках входил в комнату, никто не смотрел друг другу в глаза, просто проскальзывая на стул в углу, не говоря ни слова. Элизабет тихо улыбнулась, увидев его лысеющую голову. Атлантида изменила Вулси.
Это было не просто боль и горе, что мучило ее в ту ночь, ее охватили сомнения. Может, ей следовало убить того ублюдка? Возможного убийцу Джона? Должна ли она была изменить угол выстрела, чтобы крошечная пуля стала фатальной для него? Должна ли она была убить его, остановив биение его сердца и закончив его жестокую, мстительную жизнь? Тогда не пришлось бы ожидать, когда их полковник вырвется к свету, если вообще сумеет вырваться из лап смерти, поджидающей его. Элизабет задохнулась, глотая слезы, которые угрожали побежать по щекам. Она не могла позволить этого. Не говоря ни слова, она встала, и вышла из комнаты. Проскользнув мимо бесшумного лазарета, мимо единственной занятой кровати, сдерживая еще больше слез, когда отвела глаза от пациента, лежащего там. В конце коридора она споткнулась, глаза наполнились невыплаканными слезами, и от того она совсем не видела дороги, это было для нее неважно, ведь она просто хотела уйти подальше от этой боли.
Несмотря на отсутствие направления, Элизабет совсем не удивилась, когда ноги (очевидно более контролируемые, чем разум) привели ее на сумеречный балкон. «Их» балкон. Когда двойные двери плавно раскрылись, Элизабет сдалась. Сжав перила бледными руками, сгорбившись от холода, она слушала свист ветра и позволила слезам тихо сбегать по щекам.
Это была ее вина? Если Джон сегодня умрет, будет ли она виновата в этом? «Что же я наделала?» - шептала она про себя, глядя вперед невидящими глазами. «Что же я наделала?»
Она могла считаться Миролюбовой, как она и хотела, не желавшая убийств и не способная сделать этого, но, получается, она фактически убила человека, не наводя на него оружие? Она послужила причиной смерти другого человека? Человека, который был ее лучшим другом, частью ее семьи, ее жизни, а другой человек был врагом.
Выпустив молчаливый крик, она обхватила себя руками и подняла глаза к небу – позорное доказательство того, что она сломлено, было на ее щеках. Звезды сияли над ней, как фонари на темном фоне. Как жизнь. Элизабет уныло подумала: вы проходите через боль, через страдания, сквозь тьму. Для чего? Для этого? Для того чтобы видеть, как близкие вам люди уходят от вас? Почему? Какой в этом есть смысл?
Она сглотнула. Еще больше слез, она знала, что если она не остановит их, то они будут течь вечно. Вместо этого она снова посмотрела на звезды – они слабо блестели для нее, тихо подмигивая. Она утомленно вытерла глаза, слегка улыбаясь этим маленьким бриллиантам, которые утешают ее. Они были на небе в течение миллионов лет, крепкие и неизменные, в то время как Земля менялась, и проходило время, неизвестно, сколько его еще пройдет, а они всё так же будут находиться там, охраняя тайны Вселенной множество миллионов лет.
Как могла она, которая имела такую редкую возможность узнать часть из тех тайн, винить тех, кто открыл ей столько секретов? Она видела вещи, о которых остальные не могли даже и мечтать и ничто не могло заставить ее выбрать другой жизненный путь. Независимо от того, через что она прошла, она не могла жалеть ни о чем, тем более об этих живых чудесах – именно это она выбрала, когда отдалась в руки репликаторам.
Более всего, она была уверена в том, что Джон выбрал бы то же самое. Всякий раз, когда было слишком сложно, забирало много сил, когда она чувствовала, что готова опустить руки и вернуться на Землю, он был рядом, напоминая ей – чаще без слов – что оно того стоило, что они часть чего-то большего, чего-то невероятного, и она не могла отказаться и даже думать об отъезде.
И это срабатывало. Каждый раз.
Элизабет глубоко вздохнула и оттолкнулась от перил, медленно отступая, она почувствовала холодную твердую стену башни позади ее. Она оперлась спиной на нее, скользя вниз, на пол, подтянув колени к груди и обняв их, глаза по-прежнему смотрели в небо.
Элизабет вспомнила ночную прогулку с родителями, которая была много лет назад, когда ей было всего одиннадцать лет. Они были на отдыхе в Англии, они прогуливались, чтобы посмотреть сов или что-то вроде того. Она не беспокоила родителей, они просто были очарованы, а она и четверо ее братьев тянулись за ними.
К разочарованию ее родителей, они так и не увидели сов, а Элизабет шла, засыпая и спотыкаясь, мечтая лишь о стакане горячего шоколада или, что еще лучше, о подушке. Едва скрывая вздох облегчения, когда родители объявили, что прогулка окончена. Однако, прежде чем вернуться домой, они остановились на небольшой поляне на вершине холма. Элизабет вспомнила совершенно ясное небо, на котором не было ни одного облачка.
Элизабет вспомнила гида, который со страхом смотрел в это огромное небо, прежде чем начать говорить. Он рассказывал о совершенно новых для них мифах и легендах. Он описывал истории и жизни людей, которые ушли и никогда не вернулись. Он показывал им созвездия и изысканные шедевры на небе. Он рассказывал, что есть и может быть там, в космосе, какие чудеса и тайны он может хранить.
И тогда Элизабет начала задавать вопросы, с трепетом ожидая ответа, но гид зевнул и сонно посмотрел на часы, а она начала изучать этот новый для нее мир, который раскрылся перед ней самым чудесным способом. Они провели там короткие полчаса, и этого не хватило, чтобы удовлетворить ее любопытство и жажду знаний, поэтому на свой двенадцатый день рождения она получила в подарок телескоп.
Конечно, как и многие фазы детства, это пришло и ушло, но с этого дня, страстное желание зародилось в ее сердце, она обещала себе, что в один прекрасный день она по-настоящему узнает тайны вселенной.
Сейчас Элизабет смотрела на созвездия, приветствуя их, как старых друзей; они, конечно же, были другими, ведь она была не на Земле, но и они были достаточно хороши. Глаза Элизабет бродили по звездному небу, автоматически составляя фигуры и картинки, но одно из звездных скоплений определенно было похоже на человеческую фигуру. Фигуру человека, сильного и высокого, с руками, сжатыми в кулаки, с глазами, бесстрашно глядящими в будущее, готовый взять на себя всё и всех. Еще до того, как она осознала это, Элизабет вскочила на ноги и молча подскочила обратно, к балкону, обхватив перила, не в силах оторвать взгляд от этого созвездия. Без раздумий, ее губы задрожали, прошептав одно-единственное слово. «Джон».
Имя наполнило ее разум, разрывая ее душу и сердце в клочья.
- Нет! - тихо вскрикнула она, сжав в ужасе глаза. – Нет, нет, нет, нет - она начала дрожать, в ярости вытирая глаза.
Нет. Она не собиралась и дальше стоять здесь, уже мысленно похоронив его, она не станет представлять себе его надгробие, она не позволит себе этого. Она будет думать о том, как вытащить его. Они прошли через очень многое, и она не собиралась сдаваться. Он не мог оставить ее сейчас, и, черт возьми, она ему этого не позволит. Что бы не решили другие, он вернется.
В слепой ярости она развернулась, пролетела через двери и понеслась по коридорам, и все кто видел ее, в ужасе расступались, едва увидев ее сверкающие изумрудные глаза и темные волосы, развивающиеся вокруг нее, как ореол. Коротко махнув рукой перед транспортером, Элизабет вошла во внутрь, стиснув зубы и кулаки. Дверь опять открылась, секундой позже и она влетела в лазарет, как вихрь, с уже побледневшими щеками.
Прежде чем она успела что-то сказать, Тейла слегка отступила от других, окруживших кровать Джона. Она улыбнулась самой печальной улыбкой, которую Элизабет когда-либо видела.
- Элизабет, - тихо сказала он, - ты пришла.
Закусив язык, Элизабет встала между ней и Дженнифер, трое мужчин посмотрели на нее через кровать, губы Родни слегка задрожали.
- Элизабет, - прошептал он тихо, она кивнула ему. – Я рад, что ты с нами, - сказал он, - потерять вас обоих … - он не договорил, да это и не было нужно. Все молчали. Горе было ощутимо, как воздух, боль сжала грудь Элизабет, теперь она поняла, что, что бы не пережил Джон, все его жертвы были предназначены для всех.
Она стиснула зубы, позволяя гневу вновь овладеть ею: Нет. Она не позволит людям снова пройти через это, Джон сегодня не уйдет. Не сейчас, когда они не еще не старые и усталые, когда они все наконец-то обрели счастье.
- Джон! – сказала она хриплым голосом. Она сглотнула и попыталась снова. – Джон! – на этот раз голос оказался сильнее. – Джон, не смей нас покидать, не сейчас, - приказала она, - не смей даже думать об этом – она сделала паузу – я не знаю, что они там сделали с тобой, но ты не можешь уйти.
Она остановилась, затаив дыхание. Все молчали, глядя вниз, на почти неузнаваемое лицо друга, покрытое синяками. Даже если Джон услышал ее тихую мольбу, он никак не отреагировал, продолжая лежать таким же неподвижным и бледным. Только постоянный звуковой сигнал монитора говорил о том, что он все еще жив. Элизабет снова заговорила, маскируя всю свою боль и горечь:
- Джон. Я тебя предупреждаю, - резко сказала она, - ты не сделаешь этого, я тебе не позволяю это, - ее тон бил по ушам, как кнут. Тейла взяла ее за руку.
- Элизабет, - тихо сказала она, - остановись.
Элизабет проигнорировала её, всё ее существо было сосредоточено на Джоне. Тейла мягко сжала ее руку.
- Элизабет, отпусти его, он вытерпел столько боли, возможно, было бы лучше, если бы …
Элизабет бросила на нее взгляд, такой резкий, что Тейла замолчала. Она обменялась взглядами с остальными, и все они отошли к двери, чтобы дать ей время попрощаться.
Только она не собиралась делать этого.
- Джон, - тише продолжила она, - пожалуйста, не уходи, ты нужен нам как никогда раньше … - она сглотнула. – Я не позволю тебе, - вызывающе сказала она, - я не позволю тебе оставить нас, не сейчас, ни когда-нибудь еще, я не для этого вернулась, Джон, пожалуйста … - ее голос сорвался. Она знала, что не должна этого делать, что она разрушает свой вечно полный достоинства и контроля вид, что она не должна терять его, но ей было всё равно. Она прошла через ад и обратно за два года, и она не собиралась отпускать туда Джона после того, когда она, наконец, вернулась. Она положила свою руку на его, удивляясь слабости. – Джон, - прошептала она, - вернись.
Никто не двигался, тишину нарушал только свист ветра, бушующего за окнами. Элизабет опустила голову, чтобы скрыть горе и боль, она была уверена, что всё было написано на ее лице. Все было кончено. Шум за окном начал замедляться, пока вовсе не исчез. Губы Элизабет коснулся призрак улыбки. Вот она, самая лучшая смерть – в теплой постели, с друзьями и семьей, собравшихся вокруг вас. Она была уверена, что Джон нашел бы это ироническим, ведь он сказал когда-то, что хотел бы погибнуть с бою, в блеске славы, о чем потом бы написали на его надгробии. Элизабет тогда подняла брови на это и пообещала, что обязательно исполнит его просьбу. Теперь она поняла, что нет такого надгробия, которое бы передало даже самую малую часть его заслуг.
Сердечный монитор помедлил в кратчайшую секунду, и это вернуло Элизабет в реальность. Она глубоко вздохнула и сжала его руку.
- Джон. Вернись. Сейчас.
Казалось, прошла вечность в одну-единственную минуту, когда океана за окном коснулись первые лучи солнца. Не было ничего реального, устойчивого. Существовала только она, Джон и нежный звук волн, разбивающихся о стены Атлантиды.
Тогда она почувствовала легкое движение его руки, и мир снова приобрел свою реальность.
Это было мельчайшее движение, его мизинец сдвинулся на пару миллиметров, но она почувствовала это. Он был здесь.
В одно мгновение она склонилась к нему, нежно поглаживая его ладонь, она пыталась что-то сказать, но не могла. Она могла только надеяться, что Бог услышит мольбу ее сердца.
Медленно, но верно пальцы Джона сжали ее руку в своей, даже еще до того, как он осознал, где находится.
Его веки медленно затрепетали.
Его тело напряглось, мышцы сжались. Его грудь начала подниматься и отпускаться более заметно, устойчиво и сильнее, пока – с мягким вздохом – его глаза не открылись, и Элизабет наконец-то смогла увидеть его глаза цвета орешника. Теперь ее дыхание стало неравномерным, ведь она могла почувствовать тепло его руки, увидеть глаза, сверкавшие – не слезами боли, а счастья, неверия.
Глаза Джона выражали смятение, но когда он сосредоточилось, всё сразу стало ясно, и он сфокусировался на ней и прошептал что-то потрескавшимися губами. Элизабет еле расслышала его хриплый и прерывающийся голос, прежде чем другие услышали громкий, ускорившийся писк монитора. Однако она услышала достаточно.
- Мне очень жаль.
Конец X главы. 
, бедный, 
Всегда пожалуйста, обращайся! 
