GreenTea
|
Дата: Воскресенье, 11 Сентября 2011, 14:06 | Сообщение # 175
|
По ту сторону врат
Группа:
Свои
Сообщений: 584
Статус: где-то там
|
Quote (Darxy) мы ВСЕ тут тобой должны гордиться! *Гордиццо ещё вдвое больше*
Quote (Darxy) ничего, что мя на ты перешло? Да всегда пожалста, мне на работе достаточно выкают и по имени-отчеству называют Добавлено (11.09.2011, 14:06) --------------------------------------------- Тэк-с, очередные благодарности всем, кто читает и ставит плюсики , ну, и очередная глава, вот она:
Часть вторая
Чудо-доктор
Творка была самой старой улицей города, и то же имя носила народная больница, занимающая четыре составленных квадратом дома в её начале. Народная - значит бесплатная, существующая от щедрот властей и на пожертвования. И то, и другое традиционно невелико, поэтому зарплаты врачей мизерны, но зато на работу здесь принимают всех подряд, не особо придираясь к квалификации. Мы шли по лабиринту коридоров, и рейф крутил головой, с жадным сопением втягивая сквозь вуаль резкие больничные запахи. Дожидающиеся приёма люди сидели на длинных лавках, мимо сновали врачи в фартуках зелёного, символизирующего жизнь, цвета, и их помощницы в голубых платьях. Я немного отвлеклась, а опомнившись, обнаружила, что иду одна, а моя парочка марширует в обратном направлении. Сомкнув ряды, они почти вплотную следовали за одной из помощниц. Девушка была низенькая, и Ковалёв так и нависал над её правым плечом, в то время как Тёма заглядывал через левое. - Вы чего? - прошипела я, догнав их, но тут же, собственно, увидела, «чего»: помощница оказалась крайне щедро одарёна спереди, при каждом шаге через голубой квадрат декольте прокатывалось настоящее цунами. - Вот это размер…, - прошептал Ковалёв, и, устремивши взор в мечтательные дали, взмахом рук очертил перед грудью два огромных шара, диаметром раз в десять превосходящих самые грандиозные природные проекты. Рейф с энтузиазмом закивал. Я в глубоком изумлении уставилась на колышущуюся вуаль. - Господин Тимирязев, я могу понять, чему радуется Ковалёв. Но вас-то что там привлекло?! - Прекрасная кормовая зона, - одобрительно проурчал рейф, выразительно шевеля пальцами, – очень аппетитная. Дальше мы пошли, сменив порядок: теперь они шагали впереди, а я следом, подсказывая, куда сворачивать. Одновременно я разглядывала тимирязевский зад. Это был первый за три года зад, на который я обратила внимание, и надо же такому случиться, он принадлежал не человеку, а рейфу… Это всё магия «настоящих джинсов», не иначе, недаром Ковалёв так по ним убивался, и кстати, не выбрать ли дорогу через второй этаж? Идти получится дольше, зато можно будет полюбоваться, как Тёма поднимается по ступенькам. Правда, мы уже миновали дверь на лестницу, но не беда, что-нибудь совру. Я открыла рот, но выдать враку не успела, Ковалёв заприметил нишу с аптекарским пунктом и ринулся к нему как жаждущий к роднику. - Чехольчики есть?! – выкрикнул он, падая грудью на прилавок – Давайте коробку. - В ней пятьсот штук, - испуганно пискнули из глубины. - Тогда две. - Ковалёв указал на рейфа: - Вот новый здешний сотрудник, запишите на него. - На меня? – удивился Тимирязев. - Ну, ты же будешь получать тут зарплату. А на что тебе деньги? Из-под вуали донесся смешок. - По-видимому, чтобы обменивать их на чехольчики для тебя. - Спасибо, Тёма, - Ковалёв с расчувствованным видом подгреб к себе покупку. - Слышите? – внезапно насторожился Тимирязев. - Вон оттуда, – рейф мотнул вуалью в сторону ближайшего поворота, - меня зовут. Оттуда и правда звали: - ДОКТОРА!!! - Тём, может, это какого-нибудь другого доктора? – осторожно предположил Ковалёв. - Зачем другие, когда есть я? – непритворно изумился рейф. Наверное, трудно таскать на себе столько самомнения сразу, надо бы к нему хоть какие-то колёсики приделать, что ли… Между тем крики приблизились. Рейф приосанился. Из-за угла высыпала толпа. Впереди бежала женщина, с её рук безвольно свисал маленький ребёнок, девочка – я видела, как мотаются две льняные косички с розовыми бантами. - Зачем искали? – с неописуемым апломбом осведомился Тимирязев. Женщина со стоном сунула ему девочку: - Моя дочка! Возбуждённо-испуганные спутники женщины обступили их, оттеснив нас с Ковалёвым к стене, и принялись наперебой уточнять детали: - Мы всё видели: она кушала ягодки! - Вот только что! - И подавилась косточкой! - Но мы её достали! - А она не дышит! Вы её вылечите, доктор? И все они с надеждой уставились вверх, на занавешенную физиономию. - Как вы удалили мелкий предмет? – деловито спросил рейф. - Вытряхнули! Тимирязев зажал в длиннопалой лапище сразу обе тоненькие щиколотки девочки, перевернул малютку вниз головой и энергично потряс. - Вот так? Хм, интересный метод. Ковалёв, оторви от чьей-нибудь одежды пуговицу. Ковалёву это не понравилось. Он попятился, с подозрением глядя на рейфа: - Тём, ты чего удумал? - Эксперимент. Помещу пуговицу в гортань, а потом посмотрю, насколько легко её вытрясти. - Он шагнул к Ковалёву и нетерпеливо протянул руку (в другой руке у него по-прежнему болталось схваченное за ножки тельце несчастной малышки): - Пуговицу! Вот, чего я не учла, предлагая сдвинувшемуся на медицине рейфу работу в больнице – я забыла, что среди пациентов могут оказаться дети. Я зашептала, стараясь не сорваться на крик: - Господин Тимирязев, остановитесь! Нельзя экспериментировать с РЕБЁНКОМ! - Спорное утверждение, - парировал рейф. Опомнившийся Ковалёв пришёл на помощь. - Тёмочка, ты лучше попробуй её реанимировать, – начал искушать он рейфа, – массаж сердца сделай. Тебе ведь массаж сердца так ни разу никому на базе сделать и не удалось: даже Нуранбеков, который был при смерти после удара током, и тот от тебя уполз… Но Тёма его удивил. - Я делал, - буднично ответил он, после чего удивил меня: указал на меня пальцем и сказал: - Ей. Я непроизвольно прижала руку к груди: - Мне? Когда?! Рейф отмахнулся девочкой: - Тогда. Ты спала. - А искусственное дыхание? – не сдавался Ковалёв. Я замерла в ожидании. - Нет, - сказал рейф (я с облегчением выдохнула). – И не буду. Это негигиенично. А теперь добудь мне пуговицу. - Он демонстративно отвернулся, показывая, что разговор окончен, и принялся скучающе крутить малышкой точно так же, как Болек давеча крутил противогазом; вплетённые в косички ленты развязались и замелькали, образовав розовый круг. Я в панике оглянулась на мать – и она, и те, кто прибежали с ней, взирали на Тимирязева, как на воплотившегося Предка: ну ещё бы, ведь это Доктор, и всё, что он делает - на Пользу! Я опять повернулась к рейфу: - Прекратите! Скрытое вуалью лицо обратилось ко мне: - Твоё беспокойство о малолетней особи бессмысленно: ей всё равно - она мертва. Хотя…, - Тимирязев на мгновение перестал вращать маленькое тело и замер, словно прислушиваясь к чему-то, а потом поднял девочку над головой и завертел с новой силой, но уже в горизонтальной плоскости. Через минуту вращение было опять остановлено. Рейф приложил пальцы к детскому горлу и величественно объявил: – Я изобрёл новый вид реанимации. Сердце особи бьётся, и она снова дышит. Получите, - он небрежно уронил ребёнка в подставленные руки матери. - Спасибо, Доктор, - благоговейно произнесла она, - вы – чудо! - Чудо, чудо! – подхватили все. И зааплодировали. Тимирязев надулся и издал серию негромких отрывистых «Вух! Вух! Вух!». Понятия не имею, что это значило, но звучало невероятно самодовольно. - Идём, - повелел он, навухавшись, - меня ждут другие пациенты. И мы послушно пошли. Не знаю, как Ковалёв, а я пребывала под глубоким впечатлением от клинических манер рейфа, и даже зрелище его зада в джинсах больше не скрашивало мне дорогу. Меня одолевали тяжёлые раздумья. Изнутри здания больницы казались раз в тридцать больше, чем снаружи. Когда-то здесь были огромные залы и широкие коридоры, но больнице всё время не хватало помещений, так что залы превратились в гроздья клетушек, от коридоров тоже всё время выгораживали закутки, и в результате каждый этаж превратился в настоящий лабиринт из извилистых узких проходов — Может, пора на стенах стрелки рисовать? — забеспокоился Ковалёв после очередного поворота. — Давайте попросим у кого-нибудь кусочек мела. Но мы уже пришли. Я толкнула дверь с табличкой «Директор», и взору открылся господин Ланцо, поедающий бутерброд. Целый бутербродище. Десяток слоёв разных продуктов, переложенных зеленью, на разрезанном «книжкой» батоне, кетчуп с майонезом по вкусу, и над всем этим нависла пасть – ну точь-в-точь распахнутый чемодан. Я поздоровалась. Пасть закрылась, и открылись маленькие, сверкающие тревогой глазки. - Госпожа Бар-Шеви, - сказал Ланцо, - давно не виделись. Очень давно. С нами кто-то судится? - Нет. - Хорошо. Но, возможно, мы с кем-то судимся? - Тоже нет. Ланцо расслабился. - Ну, тогда я обедаю. - Приятного аппетита, - пожелала я. – Возьмёте на работу моего знакомого? Он с Легенды. Врач. – Врач, - повторил директор Творки, улыбаясь своему бутерброду. - Хороший? - Чудо, - бессовестно сплагиатничала я. – Вот его бумаги. От бумаг Ланцо отмахнулся. Этой больнице сгодится всякий, способный отличить простуду от чумы, сказал он, так что пусть мой легендец пойдёт и сообщит заведующей лечебной частью, что он отныне занимает должность терапевта в четвёртом корпусе. - Ещё хочу быть хирургом! – бесцеремонно потребовал из-за двери подслушивающий Тимирязев. - Но зарплата будет одна! – обрадовался Ланцо, чьё жизненное кредо выражалось в кличе «Экономь!». - Идёт, - усмехнулись из коридора. - Как-то голос у него низковат, - мимоходом отметил Ланцо и любовно поправил венчающую бутерброд веточку укропа. – Зава ЛЧ зовут Мирра Ари. Только иди не в её кабинет, а в подвал четвёртого корпуса! – пояснил он специально для коридора. – У нас сбежал псих. Прячется в подвале, никак не получается его найти. Познакомишься с Миррой, заодно поможешь, если сможешь. - Смогу, - уверенно заявил чудо-доктор. Вход в подвал стерегло двое охранников. Первый, покрупней и кубической формы, подпирал спиной дверь, видимо на случай, если кто-то вдруг начнёт ломиться изнутри. Второй, пониже и с явственным жирком поверх мускулатуры, заступил нам путь. - Вы кто? - Доктора, - нагло преувеличил Ковалёв. Рыбий взгляд скользнул по рейфу, задержался на коробках в руках Ковалёва и намертво прилип ко мне. Охранник гаденько ухмыльнулся: - Вас что, не предупредили, что сегодня подвал занят? - Ты о чём? – нетерпеливо спросил Тимирязев. – Нам надо вниз. Ухмылка из гаденькой трансформировалась в откровенно гнусную. - Уважаемый, - загундел охранник тем особенным противным тоном, который люди его профессии приберегают для подобных случаев, - думаете, я не понимаю, зачем вы идёте в подвал со шлюхой и таким количеством чехольчиков, что хватило бы целой команде матросов? Так вот, сегодня у вас ничего не выйдет, пускай девка вернёт деньги. - Шлюха? – прошипела я. – Девка?! - Нам надо внутрь, - медленно повторил Тимирязев. Голос его стал ниже и начал немного резонировать, что я расценила как первый признак разгорающейся ярости. Хамство охранника вылетело у меня из головы, я судорожно прикидывала что делать, если рейф разозлится по-настоящему. Сам охранник не оценил напряженности момента и покатился со смеху. - Приятель, ты что, глухой? – выдавил он между приступами «хи-хи-хи» и «у-ха-ха». – Я же сказал: нечего тебе там делать! Рука Тимирязева неуловимым движением метнулась вперёд и вцепилась в хохочущее лицо, сжав его до хруста. - Я. Тебе. Не. Приятель. Другая рука дёрнулась назад – взбешенный рейф был готов вот-вот потерять контроль и начать кормиться. Тогда всё вскроется: лжелегендец будет разоблачён и прощай мой план, прощай победа, прощай всё! А если позволить рейфу сожрать обоих охранников (да, обоих - свидетель ни к чему), то как избавиться от тел быстро и наверняка? Даже не знаю, что напугало меня больше: вероятность краха моего будущего или то, что я всерьёз рассматривала возможность заплатить за свою мечту чужими жизнями. - Нет! – заорала я, повисая на поднятой руке Тимирязева (это было то же самое, что пытаться согнуть стальную балку). Помнится, я задавалась вопросом, что может заставить меня дотронуться до рейфа? Теперь я узнала ответ. - Отпустите его. Тимирязев раздражённо тряхнул головой. За вуалью не было видно оскала, но он угадывался. Ковалёв возле двери весело выкручивал руку кубическому громиле, убеждая того не спешить на помощь напарнику. - Отпустите, - железным тоном повторила я. – Он – мой! Меня он оскорбил раньше и намного хуже, и должен ответить. МНЕ! Дело чести, - добавила я, так как успела заметить, что честь для рейфов настоящий фетиш. Тимирязев неохотно разжал пальцы и отступил. Отлично, первый шаг к преодолению кризиса сделан, осталось только подтвердить перед рейфом заявленную крутость. Поперёк жирной охранницкой морды алели глубокие вдавленные следы, но адресованная мне ухмылка была глумливой. Он меня не боялся. Вот Тёму с его костедробильной хваткой боялся, меня же ни капельки, а зря – капельки я стоила: в нашей семье дочерей с детства обучали искусству рукопашного боя наравне с сыновьями. В охранники обычно брали отслуживших солдат, и будь он настороже шансов у меня, скорее всего, оказалось бы немного, тем более, последний раз я тренировалась три года назад. У меня была лишь одна попытка, и я использовала её по полной. Безо всяких предисловий я ударила лбом прямо в улыбку охранника, круша зубы вместе с носом. Тут же отпрянула, одновременно разворачиваясь боком и перенося вес на правую ногу, и впечатала левую стопу во внутреннюю поверхность его колена – вопль боли слился с мерзким хрустом. Противник непроизвольно наклонился схватиться за выбитый сустав и подставил затылок. Как говорится, поза – доза. У меня за поясом всегда хранится завязанная в платок гирька от рыночных весов: шлёп! – и охранник распростёрся на полу. Он лишился передних зубов, нога была покалечена, а на затылке наливалась шишка размером с арбуз, но у него осталась жизнь, а у меня – чистая совесть. - Ух ты, - протянул Ковалёв, – ну вы, барышня, даёте… Его громила был аккуратно посажен у стеночки с запястьями, скрученными за спиной собственным ремнём. Я ничего не ответила – язык не шевелился от навалившейся вдруг усталости. Ободранный о чужие зубы лоб саднило. Вяло подумалось, что уже не смогу ничего сделать, если Тимирязев всё ещё настроен мстить, но, к счастью, он больше охранниками не интересовался. - Психиатрия! – провозгласил он. – Мне давно хотелось ознакомиться с этим разделом медицины на практике, - и решительно толкнул дверь в подвал. Дверь не поддалась. - Сейчас ключи найду, – Ковалёв начал охлопывать карманы своего клиента. Рейф молча двинул в филёнку плечом. Дверь сорвалась с петель и загрохотала вниз по лестнице. Тимирязев царственно следовал за ней. - Тём, подожди, - растеряно позвал Ковалёв, - а жертву гнева нашей Бан мы так и бросим? Ему бы в больницу надо… - Он и так в больнице, – откликнулся невидимый уже рейф, и возразить ему, в сущности, было нечего. Подвал простирался подо всем зданием. Его низкие, освещённые тусклым светом редких ламп, своды местами опирались на полукруглые каменные арки, выступающие из стен будто кости. Ровно посередине потолка тянулась толстенная труба центрального водопровода. - Ну вылитая наша лодка, - млел Ковалёв, вертя стриженной башкой, - только, конечно, отсеки у нас меньше, меньше… А так один в один: темно, узко. Тесно. Тесно – это да, в подвал годами складывали хлам, который жалко выкинуть. В основном это была подержанная мебель, очень популярная в качестве объекта благотворительности, куда популярней денег. Собственно, из-за этих завалов и водопровод в своё время прикрепили к потолку – его провели относительно недавно, и никому не захотелось ради прокладки трубы разгребать столетние залежи. Далеко-далеко слышались звуки поисков, и мы взяли курс на этот ориентир. Вскоре стали попадаться санитары, методично обследующие увечные шкафы и лазы среди наваленных чуть ли не до потолка стульев. На нас они не обращали внимания, мы на них тоже. Мирра Ари нашлась в закутке между ребром опорной арки и квадратным выступом вентиляционного короба. Она и ещё несколько врачей с суровыми лицами толклись вокруг колченогого стола. На столе был разложен ватман с подробным планом подвала, прижатый, чтобы не скручиваться в привычное рулонное состояние, по краям двумя масляными фонарями. То и дело подбегали санитары с донесениями, и после каждого Мирра, хмуря брови, рисовала на плане крестик. Всё это в целом – план, суровые лица, крестики – вызывало ассоциации со штабом на передовой. «Мой командир, мы лишились ещё одного укрепления на правом фланге», «Плохо, солдат, идите, проверьте левый фланг», и чирк-чирк! - карандашом по карте… К Тимирязеву Мирра проявила не больше внимания, чем Ланцо. - Новенький? Очень вовремя. Нам как раз нужен кто-то, чтобы осмотреть пустующее угольное хранилище. Там нет света, возьмите это. - Она сняла с плана фонарь. Угол ватмана начал с шорохом сворачиваться, но один из докторов мигом пришлёпнул его ладонью, за что удостоился одобрительного кивка начальницы. - Где хранилище? – спросил Тимирязев, крутя туда-сюда фитиль фонаря, отчего огонёк под стеклянным колпаком то вспыхивал, то угасал. - Оно под подвалом. Вернётесь, откуда пришли, и там, справа, недалеко от выхода найдёте люк. - Мирра сверилась с планом, - да, точно справа. Ковалев втиснулся между доктором, придерживающим ватман, и стулом заведующей ЛЧ, и тоже склонился над планом. - А люк - это единственный способ туда попасть и, соответственно, оттуда выбраться? – осведомился он и быстро скосил глаза в вырез блузки Ари. – Тёма, поднеси свет поближе, ничего не видно. - Есть жёлоб, по которому подавался уголь. Он спрятан в стене и ведёт на улицу, но его заложили кирпичом после того, как хранилищем перестали пользоваться, - буркнула Мирра, запахиваясь. – Уберите фонарь, Тёма. Там, куда просит посветить ваш спутник, совершенно точно никто не прячется. А туда, где кто-то мог прятаться, светить было бесполезно. Люк действительно нашёлся недалеко от лестницы, справа от прохода, как и предсказывала Мирра. Ковалёв откинул крышку - к слову сказать, на ней отсутствовала даже простая щеколда, не говоря уже о замке, - и мы нагнулись над чёрным проёмом. На случай, если нам вдруг улыбнётся удача, то есть, если мы обнаружим пациента, Ари дала Тимирязеву кожаный ремешок-вязку. Рейф пропустил его сквозь кольцо на латунной крышке - хватило, чтобы опустить фонарь почти на метр вниз, но свет и близко не достиг дна. Единственное, что мы увидели - это фрагмент ведущей в хранилище приставной лестницы с захватанными, вымазанными какой-то отвратительно поблёскивающей дрянью перекладинами. - Ну и грязь, - брезгливо проворчал рейф. - Не хочу лезть. - А я не полезу один, - отреагировал Ковалёв. – Психи, они знаешь, какие сильные? Я в задумчивости подняла взгляд к светлеющему наверху прямоугольнику выбитой Тёмой двери. - А может быть, он уже удрал? Господин Тимирязев позаботился оставить после себя широкий и свободный выход из подвала. Рейф фыркнул, заставив вуаль вздуться пузырём. - Но с тем же успехом он может оказаться и в этой дыре, - уныло заметил Ковалёв. Он наклонился и заорал в люк: - Ау! Психопат!! Прислушался к вернувшемуся эху и вздохнул: - А не такое уж и большое помещение, между прочим. С хорошим освещением мы и отсюда смогли бы его осмотреть! Тимирязев вдруг поставил фонарь на пол. Вокруг громоздились беспорядочные груды мебели. Рейф шагнул к ближайшей и выдернул кровать, совершенно не заботясь, что всё, ранее на неё опиравшееся, съехало почти к самому люку. К моему глубокому недовольству он стянул перчатку и принялся щупать свой приз, будто это была не старая кровать, а новая лошадь, и он собирался её покупать. Мало того, он неожиданно поднял вуаль. Я аж вздрогнула, во-первых, от страха, что его кто-нибудь заметит, а во-вторых, за время, пока он прятал физиономию, моя память успела сгладить самые выдающиеся детали его светлого образа. - Господин Тимирязев, вы нарушили маскировку! Рейф криво усмехнулся и когтем указательного пальца сдвинул шляпу на затылок. Волосы на висках и по бокам головы он собрал в перевязанные посередине хвостики, – по три с каждой стороны, – и они покачивались при каждом движении, отбрасывая на впалые щёки рейфа колышущиеся тени. - Здесь никого нет, а вуаль мешает мне смотреть. - На что смотреть-то в темноте? - пробормотал Ковалёв. Он по-прежнему пребывал в согбенном положении и спиной к рейфу - именно поэтому пролетевшая над его головой, а затем с грохотом рухнувшая в люк кровать стала для него откровенным сюрпризом. - ….! – завопил он, отшатываясь от густого облака угольной пыли, взвившегося из хранилища. – У нас есть хорошо просохшее дерево, а также огонь. Совместив одно с другим, можно получить достаточно света для осмотра помещения, - пообещал Тимирязев и бросил фонарь вслед за кроватью. - Все назад! – выкрикнула я, шарахаясь в сторону. Ковалёв подбил Тимирязева под ноги, и оба упали на пол. Глубоко внизу зазвенело разбивающееся стекло. И тут же последовал оглушительный хлопок. Длинный огненный язык выметнулся из люка и лизнул мебельный оползень. Прошёлся по кускам кресла, брызнул искрами на тумбочку и прирос к стенке шкафа. Тимирязев сидел на полу и с философской задумчивостью взирал на огонь, теребя белую метёлку одного из своих хвостиков. Глаза у него были круглые, как талеры, и такие же золотые - от отражающегося в них пламени. Шляпа придавала ему на редкость интеллигентный вид. - Откуда это? – недоумённо вопросил он. – Ведь древесина не взрывается. - Зато взрываются мелкодисперсные горючие взвеси, - простонал Ковалёв, тоже садясь. – Тёма, в хранилище было полно угольной пыли, и она вся поднялась в воздух, когда упала кровать. Ты не знал, что уголь горит? Тимирязев отрицательно качнул головой. - Нет. Цивилизация рейфов никогда его не использовала. - А что вы использовали? - Ну, на ранних этапах развития это, безусловно, было дерево, но позже его сменили… - Хватит лекций, – вмешалась я. Не было решительно никакой мочи смотреть, как эти двое сидят и в свете зарождающегося пожара обсуждают, каким топливом можно вскормить технологический прогресс. – Если вы не заметили, то огонь разгорается, а подвал буквально набит деревяшками. - Барышня Бан права, затопчем этот костерок прежде, чем он превратится во что-то серьёзное, - Ковалев с кряхтением встал. – Эхма, как там нам обычно командовали-то? – он вдруг приставил руки ко рту и заорал, надсаживая лёгкие: - Возгорание в отсеке! Задраить переборки! И кто-то далёкий услыхал этот клич, только вместо задраивания переборок он взял и открыл ещё одну дверь. Возникший сквозняк был подобен урагану. У «костерка» в одно мгновение отросли огромные рыжие щупальца, и он изогнул их по ветру, с жадностью вцепляясь во всё на своём пути. Вмиг между нами и остальным подвалом встала ревущая стена огня. Нет, это было уже не жалкое возгорание – это был самый настоящий полноценный пожар. Если сейчас же, немедленно ничего не предпринять, пламя доберётся до вентиляции и по воздуховодам распространится по всем этажам. Тимирязев решительным жестом опустил вуаль. - Считаю, что всё, что можно было тут сделать, мы сделали, - заявил он, натягивая перчатки, - пора уходить. - Да, вызовем пожарных, - поддержал Ковалёв, как-то разом утративший всякое желание топтать что бы то ни было. И они резво зашагали к лестнице. Я устремилась за ними: - Подождите! Пока пожарные приедут, вся больница сгорит! - Ну и что? – не оборачиваясь, бросил рейф. – Подыщешь мне место в другой больнице, только и всего. От люка до лестницы было всего десять шагов – очень мало. Рейф уже занёс ногу над первой ступенькой, ещё секунда, и он уйдёт. - В городе нет другой больницы!! - в полном отчаянии закричала я. - Либо ты играешь в доктора здесь, либо нигде!! Тимирязев остановился. - Это меняет дело. Что ты предлагаешь? - Вон та труба по центру - я ткнула пальцем в потолок, – это водопровод! Ты сможешь его сломать? Рейф зашипел и – о, счастье, - с величавым достоинством двинулся назад, а я переминалась на ступеньках и нервно грызла ноготь, разрываясь между чувством облегчения и желания ускорить рейфа с помощью доброго пинка. Я чуть не поседела, пока он отматывал назад эти десять проклятых Предками шагов. Наконец он дошел, задрал голову, разглядывая трубу, и вдруг подпрыгнул. Без всякой предварительной подготовки он взвился, будто подброшенный пружиной, и повис на водопроводе, обхватив его руками с обеих сторон. Качнулся назад, прогнувшись в спине, и тут же вперёд. Длинная нога выстрелила вверх, и носок ботинка ударил в стык между секциями трубы. Вот тут со всей наглядностью проявилась чудовищная сила Тёмы: единственный, отозвавшийся долгим гулом удар, и водопровод, сделанный, между прочим, из качественного металла, с громким хрустом разломился. Струя воды толщиной с бедро взрослого мужчины вырвалась из части, на которой висел рейф. Водопровод крепился к потолку толстыми скобами. Тимирязев дотянулся до ближайшей и схватился за неё одной рукой. Второй он принялся отгибать трубу, направляя её на огонь, как шланг – в яростном свете пламени было видно, как перекатываются бугры мускулов на обтянутых мягкой тканью предплечьях рейфа. Труба поддалась. Грохочущая водяная дуга медленно сдвинулась вбок, прочертив по полу бурлящий полукруг, и обрушилась на пожар, разметав его на редкие догорающие кучки. А из трубы всё хлестало и хлестало. Тимирязев победно заболтал ногами на фоне низвергающегося водопада, но тут скоба, за которую он держался, с ужасным треском выдралась из потолка, после чего вся секция отломилась, и Тёма в потоках воды полетел вниз. Конечно, в полёте он извернулся и приземлился на ноги, но… Но выстилающие пол подвала каменные плиты за годы стерлись до зеркальной гладкости, а слой воды придал им удивительные скользящие качества. Кожаные подошвы рейфских ботинок сделали «Вжик!!», и ноги Тимирязева взлетели выше головы. Он шлёпнулся на спину. Вскочил и опять упал. Следующая попытка была более осторожной, но провалилась и она. По плитам вхолостую чиркали не только ботинки, но и руки в перчатках. Рейф издал злобный скрежещущий визг и забарахтался, вздымая фонтаны брызг. Сверху ему на голову лилась вода. Ковалёв покачал головой. - И вы, Бан, ещё спрашивали, зачем нужно приглядывать за Тёмой? Да вы посмотрите, он же и пяти метров не в состоянии пройти без моей помощи. Пойду, спасу, пока он там не утонул. Он отважно шагнул с лестницы, наступил в лужу и тоже пал. Правда, в отличие от рейфа Ковалёв повёл себя грамотно. Перевернувшись на живот, он принялся грести руками и таким образом весьма быстро добрался до поверженного Тимирязева. - Хватит скакать, - сказал он ему, - поползли на сушу. Ответом ему был бешеный рык. - Рейфы НЕ ПОЛЗАЮТ!! - Ну, извини, - примирительно откликнулся Ковалёв, - я бы предложил поплыть, но тут пока мелко. Вот если с часок подождёшь, я, пожалуй, смогу вернуться за тобой на лодке. Тимирязев его не слушал. - Рейфы ходят! – бушевал он, продолжая пенить воду. – Ходят прямо и гордо!! - Чёрт с тобой, - сдался Ковалёв, - давай вставать! Присев на ступеньку я наслаждалась невиданным зрелищем: их попытками ходить «прямо и гордо» по идеально скользкой поверхности. Клянусь, их выкрутасы можно было положить на музыку, и они звучали бы, как песня! Хлоп! Бряк! Бах! Плюх! Вжик! Блин! Шлёп! Бух! В конце концов, они доковыляли. Рейф последний раз поскользнулся и вскарабкался на лестницу, где и обрёл вожделенную прямоту (и гордость). - Психиатрия, - с чувством молвил он, а вода сбегала с него ручьями, - пожалуй, ЭТОТ раздел медицины мне больше не интересен. А ведь это только первый день, с тоской подумала я, и он ещё не перевалил и за половину.
Злостное рейфоманище: рейфы понад усё! (а Путина - в президенты Пегаса!!!)
|
|
|
|