А вообще, можно каждую фразу комментить. Классный фанфик.

Я подумала о том же...

Вообьщем, ждем продолжения)))

Первым делом я велел рейфёнышам взять дизельгенератор и отнести его, наконец, на склад. Болек и Лёлек взяли и отнесли. Более того, на складе они по собственному почину подобрали ему удобное местечко. Там, правда, уже стояла какая-то коробка, а в коробке, чтоб вы знали, лежал редкий и ценный прибор, созданный специально для измерения хромочегототамтакого в солнечных лучах. Целый научный институт, затаив дыхание, ждал первых результатов, - они должны были начать поступать ещё год назад, - но мы заглянули под крышку, увидели сплетение хрупких трубок и спрятали прибор от греха подальше в уютный тёмный уголок. Еще испортим, потом замучимся рапорты писать.
Стажеры не были знакомы с прибором, в то время как дизельгенератор стал им почти родным. Они решительно поставили его поверх коробки, и прибору настал конец.
- Дурной знак, - пробормотал Ковалёв, услышав донесшееся из недр склада «Крак!». – Пошли отсюда скорей.
Дальше было не легче. По умолчанию на моём попечении оказался Болек. Он сочетал в себе менталитет пэтэушника и любопытство кошки, всё, что попадалось ему на глаз, он пытался либо разобрать, либо сломать. Я взял в казарме швабру и ходил с ней. Всякий раз, когда рейфёныш тянул к чему-нибудь свои лапы, я тыкал этой шваброй в него и тем призывал к порядку, и к концу дня рука у меня уже отваливалась. Но всё равно во время ужина рейфёныш улучил момент и влез в мою тарелку. Разрыв макароны по-флотски, он извлёк спрятанные в глубине жёлтые стружки комбижира и разложил их по краю тарелки. Вышло макаронное солнышко. Болек гордо надулся, будто сотворил из ужина невесть какой шедевр.
- Весьма изящно, - резюмировал он, любуясь. – Тебе нравится, Старший По Званию?
Есть мне расхотелось.
Ещё меня слегка беспокоила предстоящая ночь - не так-то легко будет уснуть, находясь в одном помещении с рейфом. Но настал вечер… Ха-ха, вечером я уже ни о чём не беспокоился, я не чаял, как добраться до кровати. И отключился прежде, чем голова коснулась подушки, умер на целых три часа.
Через три часа Болек решил, что ему тоже неплохо было бы полежать, раз делать всё равно нечего. Просыпались ли вы когда-нибудь оттого, что к вам под одеяло лезет довольно крупный рейф? Причём лезет, не сняв плаща и сапог? Незабываемое впечатление, просто незабываемое.
Отринув заветы Колчана, я выпер Болека из комнаты и снова рухнул в постель. А эта скотина пошла под дверь Ковалёва и, употребив свой дар телепатии во зло, научила подельника как действовать. Через минуту Лёлек тоже оказался в коридоре.
Второй раз я проснулся от криков.
Горела степь. По базе метались тени, некоторые из них бестолково размахивали вёдрами, а одна (замполита Соломонова) хрипло призывала сбивать пламя одеялами. Над всем этим слышался характерный свист рейфской стрелы – она носилась туда-сюда и полосовала землю огненными вспышками. Перед крыльцом санчасти в рыжих отсветах пожара виднелся заметно расстроенный Тимирязев: он подпрыгивал и грозил небу кулаком.
- Что?! – выкрикнул я, подбегая к нему. – Кто нападает?!
- Никто, - неожиданно успокоившись, сказал рейф. – Это моя стрела. Стажер взял её без спроса.
Нам повезло, что колючка горела плохо, и настоящего пала не случилось. В дотлевающем свете Тимирязев волок за волосы Лёлека. Навстречу ему Ковалёв тащил за шкирку лейтенанта Пашу Таболина. Они встретились посреди плаца и продемонстрировали друг другу свою добычу.
- Вот, это он всё придумал, - с мрачным удовлетворением сообщил Ковалёв и пихнул Пашу вперёд. – Давай, поведай миру о своих гениальных задумках!
- Я хотел, чтобы было как на плоскогорье Наска, - шмыгнул носом Паша, - и попросил Лёлека выжечь в степи картинку…
Он попросил! А тот согласился! Надо же, как они сдружились после зуба.
- Что такое Наска? – удивился Тимирязев, слегка встряхивая Лёлека, чтобы тот перестал подвывать.
- Есть у нас дома такое плоскогорье. На нём начерчены фигуры настолько огромные, что целиком их видно только с самолёта, - пояснил я и обратился к лейтенанту: – Ну и что же у нас здесь теперь нарисовано?
Таболин замялся, а Лёлек молча протянул мне скомканную бумажку.
Мы с капитаном глянули и от такой красоты онемели. Картинка начиналась с косого крестика и состояла из трёх частей: фактически это было всем известное слово, обычно встречающееся на заборах. Правда, совсем отказать Таболину в художественном вкусе было нельзя – слово он выписал четким готическим шрифтом, сделал объёмным, а хвостик средней буквы «У» стилизовал под зигзаг молнии.
- То есть вот ЭТО теперь написано на планете? - подытожил я. – Оригинально, а главное, свежо. Зачем вы это затеяли, а?
- Чтоб вертолётчиков удивить, - сказал Таболин.
- И если из космоса смотреть, то красиво, - добавил Лёлек и жалобно заурчал, извиваясь в тёминой хватке.
Я представил, что скажет о такой красоте генерал Колчан, и зажмурился.
И будьте уверены, Колчан сказал.
- Дааааа…, - начал он, вглядываясь в бумажку
- Даааа…, - продолжил он, спустя время, и даже пуговицы у него на кителе потускнели. - Зато теперь издали видно, что РУССКАЯ здесь база, РУССКАЯ…
А потом он отозвал меня и Ковалёва в сторонку и договорил остальное. После этого пуговицы потускнели уже у нас.

И, наконец, вернулся Феликс! Дождались! Гип-гип-УРА!
Его челнок коснулся земли без всяких приличествующих случаю спецэффектов (а могла бы грянуть торжественная кантата, или там, скажем, салют), но и без них сошло – главное, он приехал, и скоро мы избавимся от стажёров! На-всег-да, тра-ля-ля!
Болек и Лёлек встали по стойке смирно, а Ковалёв закричал:
- Отец родной! – и сделал вид, что собирается заключить рейфа в объятья.
Феликс остановился вне зоны досягаемости Ковалёва и поздоровался чуть заметным кивком. И сказал:
- Я готов исполнить своё обещание.
- Плясать? – просиял Ковалёв. – Вот это я понимаю: рейф сказал – рейф сделал! Уважаю. Пошли в клуб, там сцена есть и акустика отменная. В чечётке акустика это половина успеха.
Стажеров в клуб не допустили. Они крались за нами, явно мечтая увидеть, как начальник оторвёт зажигательный танец, но Феликс, прежде чем переступить порог, метнул короткий взгляд, и они словно на стену налетели – а там развернулись и удрали в противоположном направлении.
Каптри уже суетился внутри. Выбрал стул с мягким сидением и подтащил вплотную к сцене.
- Леш, чего стоишь, как бедный родственник, тоже себе стульчик возьми, - предложил он и обратился к Феликсу: - Ну-с, сейчас я проведу курс молодого чечёточника, потом ты будешь танцевать, а я сяду сюда, - он любовно погладил плешивую бархатную спинку. – И сразу первый совет: плащ лучше сними, неудобно будет, и к чечётке он не подходит, иное дело – канкан. К канкану твой плащ даже располагает. – Ковалёв оживился. – Забавный, кстати, танец. Плащ надо вот так вот приподнять за полы, одну ногу вскидывать перед собой как можно выше, – раз! раз!, - а на второй в это время подпрыгивать… Не хочешь попробовать?
Феликс предупреждающе вздёрнул верхнюю губу, показывая клыки.
- Ладно, в следующий раз, - покладисто согласился Ковалёв. – Давай, быстренько чечётку отработаешь, а потом стажёров заберешь.
И тут оно случилось.
Феликс взорвал припасённый фугас!
- О, у меня не было в планах забирать стажёров, - неожиданно произнёс он своим низким голосом. – Они должны научиться общаться с людьми не только как с едой, в этом залог успеха их будущей работы.
Моё прежде идеально здоровое сердце пропустило удар.
- Нет! - едва выговорил я, оглушенный стуком крови в ушах.
- Нет-нет! - подхватил и Ковалёв. – Это никак невозможно! Знаешь, что сделал Лёлек сегодня ночью? Обнюхал моё лицо! Я чуть дуба не врезал, когда проснулся!
Феликс с постным лицом разглядывал когти на правой руке.
- Я считаю, пребывание у вас идёт им на пользу. Хотя, конечно, вопрос можно пересмотреть, если…
- Что? Что? – заволновались мы с Ковалёвым и невольно подались к нему точно бандерлоги к удаву Каа.
Рейф вытянул губы трубочкой и покосился на нас из-под ресниц.
- Если найдётся кто-то, согласный взять на себя моё обязательство танцевать…
- Уже нашёлся, - быстро произнес я (а перед глазами у меня стояли кошмарные рейфёныши, превращающие в руины нашу базу, нашу службу и нашу жизнь!). - Коваль, как старший по званию приказываю тебе лечь на эту амбразуру.
Но капитан уже и без меня всё понял. Он вскарабкался на сцену и с её высоты горько сообщил Феликсу, что именно это мы, люди, и называем подставой.
- Разве? – Феликс удивленно шевельнул кожей на надбровных дугах, - а мы, рейфы, называем это дипломатией.
Он с комфортом расположился на стуле, элегантно положив ногу на ногу, и милостиво кивнул.
- Можешь начинать. А после я с удовольствием одолжу тебе свой плащ.
- Для чего? – устало спросил одиноко торчащий на сцене подводник.
- Для канкана, конечно, - ответил Феликс и расплылся в широкой, исходящей удовлетворенным шипением, улыбке.
Ковалёв моргнул. Какие-то слова рвались из него, но сведённые челюсти пропустили лишь мучительный, полный эмоций стон. А потом, с чувством плюнув себе под ноги, он запрыгал в яростной чечётке, и – поразительно, как это у него получалось - грохот его каблуков по гулким (отменная акустика!) доскам звучал, словно ругательства.

P.S.
Тем временем безнадзорные рейфёныши опять проникли в гараж. «Газик» притягивал их словно магнит. Конечно, им запретили на нём ездить, ага, но внутрь-то заглянуть можно? Стажёры разобрали машину, а потом собрали снова, но без коленвала. Коленвал они положили рядышком. Грищенко потом орал так… нет, словами не передать, как он орал.

Надпись на планете – наше всё. Как читаю, так валяюсь под столом…

*Хочу ещё серию*

А Феликсу двойной респект. Сдается мне, он сам был от рейфят не в восторге, а потому ловкоп ридумал, как их пристроить и довод нашел подходяший. Ну и потом ловко сумел уйти от необходимости танцевать чечетку.