От запаха сырой земли кружилась голова. На Хоффе была зима, на Хоффе шел дождь. Ну, ладно, не настоящий дождь, скорее, крупный туман, но после нашей Великой Степной Суши и такой - целое событие. Дождь толстой серой шалью окутывал черные деревья, волокся по траве обочин. Он нехотя расступался перед фургоном, и мягко смыкался позади. Мы с Ковалевым, облаченные в плащ-палатки поверх комбинезонов, сидели на облучке и наслаждались каждой каплей. Лошадиные копыта вышибали глухое эхо из мокрой брусчатки.
Гадаете, откуда взялся гужевой транспорт? Феликс достал.
- Многие люди во многих мирах должны мне, - усмехнулся он, и через пару часов из Даль-1 выкатился новёхонький крытый фургон, запряженный парой гнедых. Правил им хмурый мужик в шляпе с обвисшими полями.
Кони! В детстве я каждое лето проводил у бабушки под Владимиром, в колхозе, где лошадьми считались исключительно владимирские тяжеловозы, то есть размером меня поразить трудно. Эти лошади поразили.
- Ух ты, слоны! – восхитился Ковалев, и подтолкнул меня плечом. - Лёш, а ты править-то ими сможешь?
- Ну, когда-то я частенько устраивал гонки телег на колхозном лугу, так что должен. – Я еще раз смерил слонов взглядом, - правда, те лошадки чуток поменьше были.
Подошли рейфы, все четверо. Тимирязев потрогал лошадиный бок, конь фыркнул, и Тёма быстро спрятал руку за спину. Хозяин, вернее, бывший хозяин, показал длинный, остро заточенный с одного конца шест и буркнул:
- Этим коников погоняйте, да не стесняйтесь, сильней тыкайте, им это как щекотка. И рукавицы оденьте, не то вожжи ладони обдерут.
Он так отчаянно старался не смотреть на рейфов, что привлек внимание молодняка. Стажеры подобрались к нему с двух сторон и попытались заглянуть в лицо. Мужик опустил голову, стажеры наклонились, с сопением заглядывая сбоку. Мужик сгорбился и повернулся к ним спиной, на его рубахе между лопаток проступила и стала быстро шириться темная полоса пота. Рейфёныши проворно обежали вокруг и нагло сунулись под обвисшую шляпу.
- А Тёма за клизмой пошел, - громко сказал Ковалёв.
Стажеров от мужика словно отбросило. Одним прыжком они преодолели с десяток метров, сделали вид, что всегда здесь стояли, и исподтишка осмотрелись. Обнаружили, что на самом деле Тимирязев никуда не пошел, и обиженно уставились на подводника. Ковалёв показал им средний палец. Стажеры переглянулись и тоже показали ему по длинному когтистому пальцу. Чем бы дети не тешились, лишь бы не вешались… Я заглянул в фургон. Внутри лежал мешок с картошкой. Подарок что ли, или забыли впопыхах? Ладно, оставим для антуража.
Со сборами провозились до ночи. Борта фургона укрепили изнутри бронежилетами, в крыше прорезали люк. Киргизы приволокли со склада гору зимнего обмундирования (угу, и такое у нас было – на всякий случай, вдруг зима вдарит?), мы с Ковалёвым собрали оружие и еще кое-что по мелочи.
Из темноты, ковыляя, как раскормленный пингвин, появился Феликс. Это мы такую маскировку придумали: поверх обычной одежды и бронежилета рейф натянул огромный овчинный тулуп, шапка-ушанка с завязанными под подбородком ушами и опущенным козырьком прикрыла голову. Лицо пряталось в намотанный в два оборота шарф. Ну, и валенки с галошами, куда же без них… Правда, на его обувь валенки не налезли, так что отдельно надели галоши, а сами валенки разрезали, и обернули ими голенища сапог, завязав всё это великолепие веревками.
- Можем отправляться, на Хоффе сейчас середина дня, - невнятно сказал Феликс сквозь шарф и, переваливаясь, побрел к заднему борту, расставив для равновесия руки в дубленых перчатках. Дошел и выяснил, что без посторонней помощи ему теперь внутрь не влезть – тулуп, жесткий, как рыцарские доспехи, совершенно не желал гнуться. Мрачный взгляд, полыхнувший, словно лазер, из щели между козырьком и шарфом, сорвал с места стажеров. Рейфеныши подскочили, подхватили и – раз-два, взяли! – закинули начальника в фургон. Так, один есть. Следующим номером шел такой же тулупно-ушаночный Тимирязев. Да, вы не ослышались, Тёма ехал с нами. В ответ на мой тихий вопрос, стоит ли привлекать его к операции, всё-таки ученый и интеллигент, много ль с него проку в бою, Феликс посмотрел странно. И сказал, что да, интеллигент, но лично он, спец по безопасности, не рискнул бы схлестнуться с Тёмой один на один. Он бы и вдвоём на него не пошёл.
Три-четыре! – и Тимирязев тоже перелетел через борт. Стажеры запрыгнули следом.
- С богом! – Генерал Колчан хлопнул по плечу сначала Ковалёва, потом меня. И шепнул: - Если через двенадцать часов не вернетесь, я плюну на принципы и отутюжу этот за…долбанный Хофф БМПшками! Мне Тёмка код доступа дал и копию карты.
- Мне значительно полегчало, - честно сознался я.
Ехали не напрямую - незачем светить адрес ОВК. Пересадку сделали на заброшенной планете.
- Всех мы тут съели, а больше никто селиться не хочет, - грустно поведал Тимирязев. Он запустил когти под ушанку и ожесточенно почесал скальп. – Мне кажется, такие шапки вредны, под ними могут развестись вши.
- Фигня, - весело сказал Ковалёв. – Побреешься наголо, и вшей как небывало.
Тёма шокировано воззрился на него. Стажеры неосторожно захихикали, и Тимирязев ринулся на них, как коршун. Схватил за загривки и вышвырнул из фургона. Всё равно брать с собой мы их не собирались, но и оставлять на базе без контроля старших рейфов опасались. Им надлежало остаться здесь и ждать, сидя на камушках.
Еще один переход, и мы окунулись в хоффанский дождь. У врат был пост охраны. Солдат заглянул в фургон и увидел круглые фигуры, привалившиеся к мешку с картошкой. Тимирязев приветливо поболтал валенками (руками он прижимал к себе «Калашников», ненавязчиво обращенный дулом в сторону часового).
- Чего это они так одеты, - удивился часовой. Как мы и рассчитывали, рейфов под тулупами он не опознал.
- Ну, у нас ведь тоже зима, братишка, - откликнулся Ковалев, – да не то, что ваша – мороз за тридцать. А я ребят прямо с караула взял, видишь, никак не отогреются. Нам бы до вашей комендатуры, образцы армейской одежды показать. Может, закажут партию, как думаешь?
- Может, и закажут, - пожал плечами солдат и махнул рукой, - проезжайте.
Дорога шла через тонущий в тумане парк, из мутных клубов выныривали и вновь пропадали черные голые ветви - казалось, деревья наклоняются, стараясь погладить нас по голове. Где-то наверху орали невидимые вороны (ну или кто у них на Хоффе каркает).
- А вдоль дороги мертвые с косами стоят, - страшным голосом прошептал Ковалев и заржал, охламон.
Дорога свернула, огибая жилые кварталы, а мы покатили вперед, прямо в стекающий к набережной лабиринт улочек и проходных дворов. Узор лабиринта я выучил по картам и снимкам наизусть, выбрал самый оптимальный маршрут, и теперь знакомился с ним вживе. Ура-ура, нигде не застряли, значит, имеем чистый путь для отступления. Еще раз ура!
Стены домов расступились, открыв реку со штрихом моста вдали. Нам направо, к двадцать первому по счету зданию.
Молоденький караульный съел нашу легенду про пошив одежды как миленький. Одного завистливо-профессионального взгляда на плащ-палатки ему хватило, чтобы осознать, насколько практичны они, и насколько плоха его тяжелая, пропитанная дождем шинель, после чего решетка проходной была поднята.
Задний двор пустовал. Я остановил фургон у стены, прямо под заветным окошком, и огляделся. Было три часа по местному времени, но день уже начал гаснуть. Катящиеся волны тумана надежно укрыли нас от будки охраны. Что ж, непогода друг диверсанта, будем считать это хорошим знаком.
Песню про «заказ» мне пришлось исполнить еще трижды – на входе в комендатуру, на лестнице между вторым и третьим этажами и в приемной коменданта, и я изрядно устал от этих повторений, а так же от оттягивающего руки мешка с образцами обмундирования. И когда уже сам комендант, полный солидный мужчина в рыжих-прерыжих бакенбардах, добродушно улыбнувшись, спросил, что нам угодно, я со вздохом облегчения уронил мешок на ковер и молча ударил его кулаком под третью пуговицу жилета.
Улыбка коменданта превратилась в мучительную гримасу, и он опустился на пол, не в силах вдохнуть. Ковалев бесшумно задвинул засов на двери и выключил свет. Кабинет погрузился в интимный полумрак. Я пришлепнул на рот хоффана лейкопластырь, а Ковалев защелкнул сзади наручники. Затем мы подняли коменданта подмышки и вежливо поместили в кресло – выбрали помягче и поглубже, из которого без помощи рук не очень-то выберешься.
Комендант к этому моменту очухался, и укоризненно замычал, тараща зеленые глаза в рыжих ресницах.
- Ничего личного, - ответил я этим изумленным глазам. – Просто вы держите у себя очень нужного мне человека. Отдай его, и никто не умрёт. Давай я отлеплю пластырь, и поговорим. Но только пискни громче, чем шёпотом, и я тебе гортань сломаю, ясненько? Моргни, если согласен.
Моргнул. Я сдавил горло коменданта пальцами и осторожно потянул край пластыря.
- Я понимаю, о ком идет речь. Но я не могу приказать отпустить этого заключенного, это не в моей компетенции, - просипел пленник в образовавшуюся щель.
- Тебе и не надо. Прикажи привести его в кабинет, дальше наше дело.
Комендант вздохнул.
- Всё равно вам не вывести его из здания. Но если уйдете сами, сейчас, обещаю – я не буду поднимать тревогу. Что он делает? – это уже про Ковалёва. Тот открыл окно и, пристегнув карабин к верхнему краю решетки, опускал вниз тонкий тросик. При всей видимой хлипкости этот тросик выдерживал около трехсот килограмм, поджарый Феликс весил значительно меньше.
- А это мы хотим продемонстрировать всю серьезность ситуации, - пояснил я и прилепил пластырь на место, потому что Феликс как раз возник за окном, уже избавившийся от маскировки, страшный как… как рейф.
Он завис на тросе, исподлобья глядя в кабинет, а потом ухватился за прутья решетки и раздвинул их в стороны. Прутья смялись, точно пластилиновые, и Феликс очутился внутри. Каптри тут же прикрыл окно и задернул шторы. Комендант забулькал. Я пальцами ощущал, какой бешеный, с перебоями, стал у него пульс. Блин, не потерять бы дядьку! Может, Тёму позвать? Если что, он его откачает.
- Спокойно, спокойно, этот рейф заберет своего человека и уйдет. И мы тоже. Понимаешь меня? Сейчас я тебя развяжу, и ты прикажешь привести заключенного, да?
Нет! Он просто закрыл глаза и с видом обреченного мученика откинулся в кресле, словно говоря, что помогать не станет, и будь что будет. Каков, а? Ссскотина упертая! Я зашипел почище Феликса и зашарил нервным взглядом по кабинету: надо, срочно надо найти что-нибудь такое… О! Да вот же оно!
Я вихрем подскочил к огромному, как аэродром, письменному столу и схватил портрет в серебряной рамке – молодая женщина с нежными оленьими глазами держит на коленях нарядную девочку лет пяти, обе улыбаются.
- Эй, это твоя жена? – я ткнул портретом в лицо коменданту. – Вижу, она настоящая красотка! А сейчас поинтересуемся, что видит рейф, – я повернул портрет к Феликсу.
- Десерт, - любезно ответил Феликс. – Мне нравится ход ваших мыслей, товарищ Лозовой.
Лично мне ход моих мыслей совершенно не нравился, но дело должно быть сделано, и я опять сунул портрет пленнику под нос:
– Знаешь, что будет? Мы с Ковалём уйдем, а рейф останется. Нет-нет, тебя он не тронет. Вы посидите до ночи, пока твоя милая женушка не начнет волноваться, и не придёт сюда разыскивать тебя!
Феликс вдруг оказался возле нас.
- А может, мы просто сходим к нему в гости? – его шепот казался ласковым. – Я и другие рейфы. Здесь полная боевая бригада, при желании я могу захватить весь этаж, и не сомневайся, кто-нибудь из людей выдаст твой адрес.
Он присел сбоку от кресла и почти прижался щекой к щеке хоффана. Я всё еще держал портрет перед глазами коменданта, Феликс с тихим шипением протянул руку и дотронулся бледно серым пальцем до нарисованного личика девочки. Комендант заплакал.
Дальнейшее было делом техники. Мы с Ковалевым с помощью носового платка и воды из графина вернули коменданту товарный вид, тот отдал распоряжения секретарю, и вскоре двое конвоиров внесли наш приз и уложили его посреди кабинета.
Увидев эти человеческие руины, я понял, что кризис вовсе не миновал.
Комендант слабым взмахом руки отослал конвой, и теперь сидел за столом, погрузившись в свой потускневший внутренний мир. Рейф тихо вышел из-за шторы и склонился над кровавым месивом. Я даже приближаться не стал: сам мог сделать с человеком многое, и не горел желанием знать, насколько изобретательны в этом деле хоффаны.
- Блин, - пробормотал Ковалев. Он тоже не пошел смотреть.
Лицо Феликса оставалось бесстрастным. Но когда он поднял голову, его глаза пылали, словно две раскаленные топки. И смотрел он на коменданта.
Началось, подумал я. Подскочил к хоффану и так врезал ему в челюсть, что аж в лопатку отдало. Комендант отключился - теперь внимание на него можно не тратить, оно мне для другого понадобится всё, без остатка. Я ногой оттолкнул кресло с бесчувственным телом в угол и загородил его собой.
Рейф вспрыгнул на стол и стоял на столешнице на четвереньках, сгорбившись и шипя. Лицо превратилось в маску ярости, тонкие губы растянулись, обнажив клыки – с перепуга мне показалось, что их не меньше сотни - до самых десен.
- Прочь! – прорычал он.
- Феликс, не дури, ты у меня на мушке, – напряженно сказал Ковалев.
Он действительно выхватил пистолет и целился Феликсу в спину. Вот только мы все трое знали, что рейфу даже целая обойма - что слону дробина, он только взбесится. Здравый смысл подсказывал отойти в сторону и предоставить коменданта его судьбе – в конце концов, рейфского агента отделали с его согласия, а может, и по его приказу. Та еще сволочь, этот комендант… который плакал от страха за семью… которому я обещал жизнь…
Так страшно мне еще никогда не было. Я заговорил мягко, словно успокаивая собаку Баскервилей:
- Извини, не могу. Я клялся, что он не умрёт, а мои клятвы одинаковы для всех. Подумай, велика ли будет цена моему слову, данному тебе, если сейчас я откажусь от слова, данного ему? - Рейф щерился, но, слава богу, не кидался! Может, пронесет. – Феликс, мне с тобой не справиться, я и пытаться не буду, но чтобы выместить свою злость тебе придется меня убить, а мы союзники. Неужели жизнь союзника стоит для тебя секундного удовлетворения?
- Слушай, ты же не ждал, что хоффаны осыплют твоего агента розами? – добавил Ковалёв. – Не трать время на жирного ублюдка, нам бы убраться отсюда скорей. И парню твоему врач нужен.
Показалось, или бешеный огонь в глазах рейфа чуточку попритух? Он медленно-медленно сдал назад и уселся на пятки. Я бы сейчас тоже присел, а лучше прилёг. Вместо этого я тихо спросил:
- Ну как, оставишь его в живых?
- Да, - Феликс провел ладонью по лицу, стирая остатки ярости. – И знаешь что?
- Что? – надеюсь, прозвучало не очень обморочно.
Рейф криво усмехнулся:
- Тебя я бы не убил.
Чтоб тебе это раньше-то не сказать, со злобным облегчением подумал я, прежде, чем у меня половина волос поседела.

Ой Ну все, держите меня))) (Падаю под стол)
Бедный Феликс)))))
Воть теперь действительно верится, что рейфы - терпеливая раса, как говаривал Стив. ТАКОЕ стерпеть...

И особо хочу отметить - мне понравилось, как наши парни разрулили сложную ситуацию с комендантом и Феликсом. ))))

Лови репу, впролне заслуженная.

Молодец автор)))
Ждем продолжения

Вопщим

Покинуть комендатуру оказалось проще простого. К туману добавились сумерки, и под их прикрытием мы спокойно вылезли в окно. Первым спустили агента. Завернули его в штору и осторожно поместили в такую особую спасательную «косынку» со шлейкой. При этом агент продолжал пребывать в глубоко бессознательном состоянии и не мешал нам ни стонами, ни дерганьем, за что ему отдельное большое спасибо. В обычных обстоятельствах мы с Ковалевым вдвоем топтались бы у подоконника, потея, упирались ногами в пол и потихоньку вытравливали веревку, пока кокон с телом не достиг бы земли. Но сегодня с нами была лебедка мощностью в одну рейфосилу, и мы просто отдыхали в сторонке. Феликс спустил груз вниз в считанные секунды, не сбившись с дыхания. Сами мы оказались на воле еще быстрей.
На этом удача кончилась. Из тумана над головой внезапно донеслось:
- Смотрите, окно открыто. И решетка сломана!
Затем тот же голос истошно заорал «ТРЕВОГА-ТРЕВОГА-ТРЕВОГА!», но и этого ему показалось мало, потому что вопль вдруг смолк, и тут же жестяная трель свистка, настолько пронзительная, что зубы свело, рассекла туман пополам.
Тимирязев молча освободился от сковывающего тулупа, стянул галошу и с силой метнул её на звук - глухой шлепок, и свист, захлебнувшись, стих. Зачёт. Но вся комендатура уже налилась беспокойным гулом.
- Объявляю план «Б», - бросил я и вскарабкался на облучок.
Рядом уселся Феликс – скрывать рейфа больше не имело смысла, а на передовой он будет полезен, и из строя его вывести трудно. Тимирязев с подводником синхронно махнули в кузов, через секунду шторки за моей спиной раздвинулись, и Ковалев просунул нам два «Калашникова». Один взял Феликс, ремень второго перебросил через шею я, и сразу же тронул вожжи.
- Стойте, стойте! – давешний пацан-караульный рысил от проходной, одной рукой придерживая болтающийся приклад закинутой за плечо винтовки, а второй семафоря нам. Подбежал с моей стороны и воскликнул:
- Слышите, тревогу объявили? Никак я вас сейчас выпустить… - Он, наконец, разглядел за мной Феликса и хрипло закончил: - …не могу.
Он еще только стряхивал винтовку с плеча, а мой автомат уже взлетел. Не надо, не поднимай ствол, мысленно заклинал я его, ты же видишь, я убью тебя - должен убить - прежде чем ты выстрелишь в кого-то из нас. Но парень, закусив губу, упрямо тянул винтовку вверх. Прости меня, мальчик …
Галоша врезалась в караульного с такой силой, что он отлетел на несколько метров – точь-в-точь сшибленная битой кегля. Я выдохнул и обернулся. Из люка на крыше торчал Тимирязев и довольно скалился. Солнце моё зубастое, было б время, расцеловал бы!
- Но-но, без глупостей, - неожиданно сказал рейф и нырнул вниз.
Его сменил Ковалев с гранатометом. Этот вылез аж по пояс.
- Я на картошке стою, - пояснил он. – Ничего, удобно. Ну, кто не спрятался, я не виноват!
И шарахнул по проходной. Решетка исчезла вместе с частью стены. Туман наполнился топотом многих бегущих по двору ног. Фургон, хрустя обломками кирпичей, выкатился через пролом на набережную.
Феликс ткнул «пультом управления» в зад ближайшего коня, я крепче сжал вожжи. В следующий миг мне показалось, что это не вожжи, а удочка, на которую попался кит - мощный рывок чуть не сдернул меня с облучка. Рейф успел обхватить меня рукой за талию и втянуть обратно. Моё сдавленное «спасибо» унесло ветром. Мир летел навстречу с космической скоростью. Нет, умом я понимал, что кони делают не больше пятидесяти километров в час, но все чувства вопили, что фургон мчится быстрей ракеты Гагарина.
Колеса, вращаясь, издавали громкий трескучий звук. И сквозь этот треск и свист ветра слышались какие-то хлопки – целая россыпь, будто сзади лопалась гирлянда воздушных шариков. Стреляют, гады.
- Получи, фашист, гранату! – проорал Ковалев.
Взрыв!
Ещё один.
Хлопки смолкли. Феликс слегка привстал и зачеркнул короткой очередью промелькнувший проулок. Не желаю даже предполагать, кого он там углядел.
Краем глаза я следил за проносящимися мимо домами, до «нашего» поворота их оставалось одиннадцать.
Может, на Хоффе и не додумались еще до автомобилей, зато они вполне себе додумались до паровозов. Только поставили их не на рельсы, а на колёса. Один такой вдруг взял, да и выполз навстречу из тумана.
Паровоз загудел, выбросив столб пара. Кони, слажено ударяя огромными, как суповые тарелки копытами, летели прямо в бронированный передний щиток. Ни пар, ни ревущий гудок их совершенно не смущали.
Слева затемнел еще один переулок. Не зная, насколько он проезжий для экипажей, уповая лишь на надежду, я бросил фургон в поворот. Нас занесло. Вожжи, натянувшись, превратились в стальные палки, ладони жгло даже сквозь перчатки.
- Феликс, помоги!
Рейф протянул руки поверх моих и тоже вцепился в поводья. Фургон накренился, правые колеса оторвались от земли. Тимирязев с Ковалевым заматерились в кузове.
- Вес на правый борт!
К мату прибавились звуки прыжков. Фургон рухнул на все четыре колеса и, немножко повиляв, выправился. В грохоте копыт мы мчались по тоннелю из каменных стен. Если на просторе еще только вечерело, то здесь было уже откровенно темно. Я судорожно воскрешал в памяти схему лабиринта: кажется там, впереди, улица сворачивает направо. Проклятье, ничего не вижу! На стойке фургона висел мощный фонарь с аккумулятором, но луч буквально вяз в плотных слоях тумана.
Опять бахнул гранатомет.
- Ковалёв, что там?! – крикнул я, не рискуя оглядываться. Следить за дорогой приходилось и за себя и за лошадей. Секунду назад кони были готовы лоб в лоб столкнуться с паровозом, и нет гарантии, что с той же невозмутимостью они не размажут нас по встретившейся стене.
- Хрен знает, я на всякий случай! – в голосе Ковалёва звучало неподдельное веселье. Кажется, он наслаждался каждой секундой нашего Большого Приключения.
Ему ответили. Сзади словно зарница полыхнула, и над нами пролетело что-то адски свистящее.
ДА ОНИ ЖЕ ПО НАМ ИЗ ПУШКИ ПАЛЯТ!
Только плохая видимость помешала им прицелиться. Снаряд проломил ту стену, которую я так старательно высматривал, и взорвался где-то внутри. Психопаты несчастные, а если это жилой дом?!
Но зато я узнал, где поворот. Мы достигнем его раньше, чем они выстрелят вновь.
- Вес на левый борт!
Феликс уже привычно помог с вожжами. Прошли!
После поворота улица значительно сузилась, выступающие оси колес то и дело чиркали по стенам, высекая фонтаны искр. Неожиданно дорогу перегородил еще один дом – я его совсем не помнил! – с черным квадратом арки в середине. Улица ныряла в эту арку словно ручей в трубу.
- Слишком низкая, - хрипло каркнул Феликс.
Согласен, но делать-то нечего. Я сдернул с крюка фонарь, крикнул:
- Ложись! – и сам пригнулся, ткнувшись лицом в колени. Феликс скрючился рядом.
Арка налетела на нас. Верхняя балка смела крышу фургона вместе со стойками, обтягивающий борта брезент содрало как шелуху с луковицы. Осталась только невысокая обрешетка с прибитыми к ней бронежилетами. Раздетый фургон выскочил в проходной двор-колодец.
- Ух ты! Тачанка получилась! – бравый голос каптри гулко отразился от стен. – Тём, нам только «Максима» не хватает! И мы бы тра-та-та-та! - Фургон сильно подбросило на попавшей под колесо рытвине. - Ой!!
Я всё-таки решился на мгновенный взгляд через плечо. И увидел, как изображающего стрельбу из пулемета Ковалева выкидывает через бортик.
Тимирязев в скользящем броске ухватил его за бронежилет.
- Были бы с тобой прям как Чапай с Петькой, - продолжил делиться фантазиями втягиваемый обратно подводник.
- Ух ты, - со смешком откликнулся Тимирязев.
Ожерелье проходных дворов перекидывало нас из арки в арку пока, наконец, не вывело на небольшой перекресток. Налево, и вскоре подбодренные шестом кони вылетели из ущелья домов и поскакали вдоль ограды парка. На аллеях в глубине горели разноцветные фонарики. Вокруг всё было спокойно и мирно. Ни мчащей наперерез конницы, ни броневиков на паровом ходу, спешащих по объездной.
- Признаюсь, я ожидал более масштабной погони, - сказал я.
Феликс пожал плечами.
- Они боятся, что нас здесь много и что мы контролируем пространство над городом. Наверное, жалеют живую силу. Нам обязательно нужны ворота?
Действительно, чего это мы время теряем:
- Капитан!
Бабах!
Секции ограды как не бывало. Фургон, качнувшись, перевалил через обочину и запетлял между деревьями. И здесь я, наконец, увидел первых гражданских. По аллее катилась легкая коляска, и в ней сидели две миленькие девушки в шляпках. У меня было время их разглядеть, потому что когда мы вывернули на аллею, их лошадь вдруг решила посостязаться в беге с нашими, и коляска понеслась бок о бок с фургоном.
- Барышни! Давайте знакомиться! – воззвал неугомонный подводник. – Я капитан третьего ранга, Ковалёв моя фамилия. Вы не думайте, я с серьёзными намерениями! Я мусульманство приму и женюсь на обеих!
Но барышни с открытыми в немом крике ртами смотрели на Тимирязева и только на Тимирязева. Просто примерзли к нему глазами. Так же, как их кучер примерз глазами к Феликсу. Рейф слегка подался в его сторону и мягко попросил:
- Будьте любезны, сверните, пожалуйста.
- Конечно-конечно, - поспешно согласился кучер и дернул лошадь в ответвление аллеи.
- Прощайте, барышни, - с горечью вздохнул Ковалёв и пожаловался: - Даже не взглянули на меня! Тём, из-за тебя, между прочим, ну что девчонки в тебе находят, а?
Фургон достиг границы парка и повернул, продолжая двигаться в тени деревьев. Я передал вожжи Феликсу, а сам прилип к биноклю ночного видения (выдавая его, начсклада рыдал в голос). Ветер как раз очень удачно прибил туман, и стало видно, что хоффаны всерьёз изготовились нас прикончить. Врата стояли на краю обширного поля, подозрительно напоминающего заброшенный полигон. Траншеи, похожие на старые окопы, ямы – много ям, - заросшие кустарником, каменные стенки высотой по колено, нарезающие пустырь на неровные квадраты… Конному сюда лучше не соваться, а в темноте – не соваться дважды. Позади врат пролегал овраг. То есть при всей видимой открытости и доступности, на деле к вратам вела всего-навсего одна дорога, при желании легко превращающаяся в ловушку.
В ловушку ее и превратили. Первую половину пути оставили свободной, зато вторую перегородили тремя баррикадами из мешков с песком, отстоящими друг от друга на двадцать метров: даже если фургон пробьётся через первую, он всё равно потеряет скорость и застрянет на второй, третья же на всякий случай. И готов спорить, что неподалёку притаился засадный полк в виде пароброневика. Мы проедем полдороги, наткнемся на баррикады, а броневичок тем временем аккуратно закупорит выход, словно пробка бутылочное горлышко. И абзац: прячущиеся в окопах и за каменными стенками солдатики откроют шквальный огонь и превратят нас в дуршлаг. Хорошо отлаженная система, приятно посмотреть. Сразу ясно, хоффанам не привыкать заворачивать такие поганки.
Особенно меня порадовала четвертая баррикада – настоящая крепость, возведенная непосредственно перед вратами. За ней тоже притаились солдаты с пулеметом. Чистая перестраховка, но моему самомнению польстило. Да, не сносить бы нам головы, попытайся мы прорваться. К счастью, планом «Б» такие глупости не предусматривались.
Мы выбрались из парка на полтора километра дальше расчетной точки. И сделали это пешком. Бросили фургон, отпустили лошадей. Тимирязев вколол агенту хитрый укол, чтобы «он оставался без сознания и не мешал себя спасать», и Феликс вскинул тело на плечи, придерживая за руку и ногу в так называемой хватке пожарного. Потом мы побежали. Стандартный марш-бросок - это двадцать четыре километра в полной выкладке, иногда в противогазе, а в случае Ковалёва еще и через полярную ночь пополам с метелью. После такого полтора километра с одним автоматом – детское развлечение. А приборы ночного видения (если над биноклем начсклада рыдал, то приборы пришлось буквально выдирать у него из рук, по одному разгибая пальцы) и вовсе обратили всё в легкий променад.
Мы бежали по самой границе поля, вдоль каких-то огородов и сараев. Впереди Тимирязев, за ним каптри, нагруженный Феликс и я замыкающим. Космы поникшей зимней травы хлестали по сапогам. В тумане прорисовался зубчатый контур – забор, призванный защитить крайний огород от сползания в овраг, но сам уже изрядно туда накренившийся. Именно овраг был нашей ближайшей целью. Дороги лучше и безопасней мне придумать не удалось. Туман укрывал нас от взглядов сверху, плеск текущего по дну ручья заглушал шаги.
Хоффаны ничего не упустили: в овраге на уровне врат пряталось несколько солдат, готовых поднять стрельбу и предупредить основные силы в том случае, если противник окажется настолько непорядочным, что таки попробует пролезть с заднего хода. Но мы были не только непорядочные, но ещё и играли краплёными картами: с нами были рейфы. Феликс и Тимирязев почуяли людей куда раньше, чем те засекли нас, и бесшумно скользнули вперёд. Вот тогда я впервые увидел, с какой скоростью и эффективностью наши союзники умеют убивать. В считанные секунды путь был расчищен, и мы беспрепятственно вышли хоффанам точно в тыл.
Солдаты за предвратной баррикадой со всем вниманием вглядывались во тьму впереди, ожидая, когда там завяжется бой. Наверное, они очень удивились, когда рейфы, тиграми прыгнувшие сквозь пустой обруч врат, обрушились им на спины. А может, и не удивились – просто не успели: рейфы двигались до ужаса стремительно.
Мы с Ковалевым по очереди любовались округой через бинокль. Не то чтобы она настолько уж нас интересовала, но лучше было разглядывать перегороженную дорогу и шевелящиеся кусты, чем наблюдать за рейфами, поедающими оглушенных солдат. Помешать им мы не могли, поэтому просто лежали на земле и старались отвлечься.
- Ну и ну, - прошептал Ковалёв, крутя настройки бинокля, - А обстоятельную нам встречу подготовили.
- Угу, без рейфов бы нам туго пришлось.
- Без рейфов мы бы тут не оказались. Однако чего они возятся? Гостинцы для стажёров пакуют?
- Стажеры обойдутся, - сообщила темнота Тимирязевским голосом. – Мы закончили, пора идти.
От голубоватого света активировавшихся врат поле словно ожило. Огорчённые хоффаны полезли из укрытий, вопя и беспорядочно стреляя. Поздно. Они сами себя провели. Высокая баррикада, которая должна была защитить врата он нас, теперь наоборот, надёжно прикрывала нас от их пуль.
- Адье! - заорал Ковалёв с французским прононсом. – Приятно было познакомиться!
Тимирязев мягко развернул его за плечи и легонько толкнул. Капитан головой вперёд полетел в свет. Мы последовали за ним. Один шаг, и Хофф кончился. Всё.
Здесь опять был день. С комфортом устроившийся на теплых от солнца камнях Ковалёв старательно разминал толстую и какую-то корявую беломорину.
- Будешь?
- Что за дрянь?
- Эту дрянь наши воины-строители в овраге разводят. Трудятся, как пчёлки. Воду по ночам носят в канистрах. Знаешь, какая вырастает? Листья длинней ладони.
-Да? – Я присел рядом. – И почём продают?
- Тёмке за так отдали. Он как к ним правую руку протянул, так туда целый пакет и вложили. Можно сказать, заткнули рот.
Горьковатая затяжка наполнила голову легкостью. Откинувшись назад, я выдул дым в небо и вернул папиросу капитану.
- Коваль, а Коваль, зачем рейфу целый пакет травки?
- На хрен не нужен, – каптри пустил струю дыма параллельно моей. – Это я его попросил.
Я засмеялся, Ковалёв тоже. Мы лежали на камнях и хихикали, передавая друг другу косячок. Подкравшиеся рейфеныши изумленно таращились на нас. Я выдохнул дым в их сторону. Стажеры зафыркали и ретировались. Слабаки.
Вот только жаль, я не видел, что делали рейфы, пока мы курили! Ах, как жаль! Потому что когда я поднялся, то увидел, что остатки агента, которым по чести место было лишь в прозекторской, вполне успешно стоят на ногах. И даже лицо у остатков было в порядке. Кстати, агент оказался смуглым мужчиной лет тридцати пяти, тонким и хрупким, с буйной смоляной гривой. Он походил на жеребца арабских кровей.
- Ух ты, - протянул Ковалёв, и нахмурился на окурок.
Агент встретил мой взгляд, улыбнулся и поклонился, прижав руки к груди. От неожиданности я тоже поклонился, правда, не так изящно, и не так низко. И кинулся к Тимирязеву с вопросом: «КАК?!».
- Мы можем влить жизнь в человеческое тело, но прежде её надо у кого-то забрать, - тихо ответил рейф. – Поэтому многие люди умерли сегодня.
Феликс на мгновение прикоснулся к виску агента тыльной стороной ладони – вы не поверите, сколько чувства было в этом быстром жесте, - и тоже поклонился мне. А потом Ковалёву.
- Польщён, честно, - сказал Ковалёв, снова украдкой покосившись на окурок, - но чечётку-то ты танцевать будешь?
Феликс с шипением возвёл глаза к небу, и немножко постоял так, покачиваясь с пятки на носок.
- Буду, - молвил он, настоявшись и накачавшись, – только на улей слетаю. - Здесь Феликса посетила какая-то пакостная мысль, он прищурился и очень по-рейфьему усмехнулся: - А в залог своего возвращения я оставлю тебе этих двух стажёров.
Стажеры подошли поближе и уставились на Ковалёва, несколько, как мне показалось, испуганно. Каптри надулся и оглядел их с видом приценивающегося рабовладельца. Еще чуть-чуть, и он бы им зубы проверил.
- А что, и имена им можно дать? – поинтересовался он. – Любые?
- Любые.
Стажеры прижались друг к другу плечами, округлив желтые глаза в пятаки.
- Ха! – сказал Ковалев, и пошел на стажеров. Рейфеныши попятились, но недостаточно проворно. Капитан со скоростью атакующей гадюки выбросил палец вперед и ткнул левого рейфеныша в грудь.
- Быть тебе Болеком! – Палец метнулся к правому стажеру: - А тебе – Лёлеком!
Тем же вечером Болек и Лёлек проявили себя.